Сергей Палий - Метро 2033 - Безымянка

По всей Безымянке продолжала процветать преступность, проституция, спекуляция и даже работорговля. Народное ополчение стали называть Нарополь. Его руководство было коррумпировано и, по большому счету, состояло из тех же бандитов, только помозговитее и с четким разделением полномочий.

Дикие пользовались всеми ресурсами, которые попадали им в руки: барыжили складской тушенкой и сгущенкой, сливали на черный рынок мелкие партии оружия и уцелевшее оборудование, вынесенное из заводских цехов. Миссионерам и особо ярым культистам сталкеры таскали детали самолетов и космических аппаратов с «Прогресса» и «Авиакора», и религиозные дельцы втридорога продавали их.

Преступники грабили и убивали в перегонах, а подмазанные охранники с застав редко чесались из-за таких пустяков: не на их территории беспредел творится, и ладно.

Безымянку постоянно сотрясали эпидемии и нашествия мутантов. Оборванцы приползали на границу и начинали коллективно клянчить лекарства, средства защиты и оружие. Безымянка была странным местом. С одной стороны, клоака клоакой, а с другой... там встречались такие, как Ева, хотя и она для меня до сих пор оставалась человеком-загадкой с чудным внутренним миром и не всегда понятными рассуждениями о поиске-скитании. У нее была своя жизнь, о которой она не любила рас пространяться. Я знал, что она спит с предводителем Нарополя, и молча ревновал. Изменить сложившийся расклад было непросто — мы были гражданами разных территорий. К тому же, сама Ева никогда не давала повода полагать, что нас связывают серьезные чувства. Она относилась ко мне с интересом, но как-то уж больно легкомысленно. Как относился к ней я? Сложно сказать. Наверное, ценил, уважал и... Черт его знает. Но терять ее уж точно не входило в мои планы. А Ева была сталкером, я — переговорщиком. Нам удавалось встречаться лишь потому, что дипломатические полномочия позволяли мне беспрепятственно пересекать границу. Мы виделись раз в неделю, иногда реже. Я совал начальнику таможни Сулико или его мужикам бутылку фабричной водки, горсть патронов или фляжку бензина, и они забывали, что переговорщик Орис периодически ходит к диким. Я вылезал наружу, перебирался через пустынное шоссе, встречался с Евой в условленном месте, и мы спускались вниз, в полуразрушенное бомбоубежище...

Многие годы для того, чтобы торговать или вести переговоры с дикими на Московской, приходилось выбираться на поверхность. Но работы по расчистке одного из туннелей велись давно: удалось разгрести завал, восстановить опорные балки, присобачить новые тюбинги взамен треснувших, наладить вентиляцию и систему фильтрации. Даже поврежденный участок рельсов заменили.

Уже месяц назад перегон был готов к запуску, но Город с Безымянкой все еще обсуждали какие-то детали открытия. В некоторых переговорах по правовым и акцизным вопросам участвовал и я как сотрудник дип-департамента...

Глухой щелчок, и правый клапан вдоха вышел из строя — что ж, бывает: даже простейшие механизмы ломаются. Сразу стало тяжело дышать, и захотелось содрать с себя силиконовую полумаску.

Тихо, без паники — левый фильтр работает, и ничто мне не грозит.

Я быстро выкрутил патрон, убедился, что клапан заклинило в герметичном положении, и через него не будет сочиться грязный воздух. Привинтил цилиндр обратно.

Пора спускаться.

Солнце так и не выглянуло. Разумеется, после сумрака катакомб и рассеянные лучи вредны для глаз, но я-то периодически бываю на поверхности и сносно переношу пасмурную погоду без оптической защиты. Хотя до матерых сталкеров мне все-таки еще далеко. Те могут и в солнечные часы без очков разгуливать. Экстремалы.

Внимательно осмотрев привокзальную площадь и не заметив движения, я двинулся вдоль парапета. На ходу достал пистолет, поудобнее стиснул рукоять, сдвинул флажок предохранителя. Пренебрегать оружием во время подъема и спуска нельзя.

Перед тем как зайти во внутренний коридор, я задержался. Показалось, что снизу донесся стон. Словно кто-то звал на помощь, еле слышно, жалостливо. Я обернулся и напоследок улыбнулся ветру — этот озорник любил заигрывать, обезьянничая и изображая человеческие эмоции. А может, он пытался мне что-то сказать? Повторял из раза в раз, а я, глупец, никак не мог понять? Ведь зачем-то я забираюсь сюда, на эту высоту, где ветер становится чуть ближе и доверчивее, чем внизу. Забираюсь и слушаю.

Сильный порыв заставил зажмуриться и отвернуться, морось неприятно коснулась шеи. Через полчасика с Волги задует по-взрослому, а ближе к ночи обязательно ливанёт. Благодать кончилась.