— Да сгинет уродство!
Прожекторы погасли, словно их уничтожили. Элен почувствовала, что замерзла.
— Пойдем, девочка, — сказал Распорядитель устало. — Осталось совсем немного.
От него пахло потом, и дорогим одеколоном. Запах этот странным образом одурманил девушку, и она пошла за мужчиной, почти не глядя по сторонам.
Они прошли за кулисы, затем свернули в полутемный коридор, который Элен ранее никогда не замечала. Здесь оказалось холодно и промозгло. Чуточку тепла обещала полоска света, падающая из-под двери в конце коридора.
Дверь отворилась с легким скрипом. Распорядитель шагнул в комнату, и почти сразу отступил в сторону, давая Элен дорогу. Странный окутал девушку, когда она вошла. Похожий запах она слышала только один раз — в больнице, куда приходила навещать прооперированную тетку.
В комнате обнаружилось несколько мужчин, в одном из которых девушка, к собственному удивлению, узнала мэра. Но более ничему удивиться она не успела. Сильные руки ухватили ее за локти, что-то сдавило ноги, мешая двигаться.
— Не бойся, тебе не будет больно, — сказал мэр, отводя взгляд.
Тряпка, пахнущая настолько резко, что у Элен перехватило дыхание, упала ей на лицо. Комната закрутилась перед глазами, и девушка рухнула в леденящую темноту.
— Все получилось наилучшим образом, господин мэр, — голос Распорядителя раскатился по огромному пустому помещению, порождая в углах шепотки.
Мэр и Распорядитель стояли у огромной витрины, чем-то напоминающей магазинную, если можно представить себе магазин в несколько сот метров длиной. Витрина была поделена на сегменты, каждый чуть более метра в ширину. Каждый сегмент украшала табличка, но выставлены в «витрине» были совсем не товары.
— Она здесь как живая, — отозвался мэр, судорожно сглотнув. Тела предыдущих победительниц не получилось сохранить столь хорошо, — Распорядитель уловил в голосе мэра нотки страха, и содрогнулся сам.
Элен изобразили бегущей. Каскад золотых волос улетал назад под напором ветра, глаза, которые теперь не закроются никогда, смотрели уверенно и спокойно. Легкое платьице подчеркивало совершенство линий тела, и давало полностью увидеть стройные ноги, воистину достойные той, что всегда будет носить титул «Красота-2005».
Крик, донесшийся из кухни, заставил Петра Ивановича вздрогнуть. Крик был пронзительным, точно милицейская сирена и громким, как труба Судного дня. В нем звучал неподдельный, искренний ужас…
Крик, донесшийся из кухни, заставил Петра Ивановича вздрогнуть. Крик был пронзительным, точно милицейская сирена и громким, как труба Судного дня. В нем звучал неподдельный, искренний ужас…
В первые же мгновения заболело в ушах, а в позвоночнике появилось неприятное покалывание.
Крик прекратился, но не успел Петр Иванович насладиться тишиной, как с кухни явилась теща. Широкая, словно шкаф, она нарядилась в любимый бордовый халат и походила в нем на парадное знамя периода загнивающего социализма.
Лицо тещи было в тон халату — красным.
При виде зятя на нем возникло выражение гнева. Петр Иванович сжался в кресле, в котором читал газету, надеясь, что гроза пройдет мимо.
Но судьба распорядилась иначе.
— Так! — сказала теща громко, уперши в бока могучие руки. — Он тут задницу просиживает, а по кухне тараканы бегают! Огромные, страшные! Сколько раз тебе говорили — изведи ты этих паразитов, житья от них нет!
— Да я, — попытался робко возразить Петр Иванович. — Да мне некогда. На трех работах деньги добываю, в саду пашу…
— Пашет он! — прервала жалкие оправдания теща. — Плевать мне на твою пахоту! Я этих тараканов боюсь!
На шум из комнаты выглянула старшая дочь. Явно только что красилась — лицо размалевано, словно у клоуна. На щеках — пятна румян, на губах жирно блестит помада. Тени наложены так густо, что глаз почти не видно.
И это в семнадцать лет!
— Да-да, папа, — капризным голосом сказала дочь. — Эти ужасные тараканы! А вчера вечером я видела на кухне мышь! Весь дом забит паразитами, а тебе на это наплевать!
— Молчи уж, Люба! — попытался Петр Иванович осадить чадо. — Без тебя разберемся!
— Нет, внучка дело говорит! — вступилась теща. — Сделай что-нибудь, а то я уеду от вас! К сыну!
Петр Иванович хотел брякнуть что-то вроде «Ну и уезжайте!», но прикусил язык, понимая, что такое высказывание превратит банальную семейную перебранку в грандиозный скандал, отголоски которого затихнут не раньше, чем через полгода.
Читать дальше