Михаил Михеев - Песец подкрался незамеченным

Неторопливым шагом (рубка была, как и все на этом корабле, большая — не то что на эсминцах) Ковалев подошел к обзорному окну. Два метра бронестекла исключительной прозрачности отделяли его сейчас от космоса. В бою поверх стекла надвинутся толстенные плиты корабельной брони и информация будет поступать с экранов, но пока что можно было вживую видеть звезды. Их свет на таких скоростях искажался в точности согласно теории относительности, однако, слава Богу, это было единственным, в чем Эйнштейн оказался прав. Никаких фокусов со временем, никакого принципиального светового барьера не существовало, корабли перли через пространство в сотни раз быстрее, чем было теоретически возможно — и ничего, никто от осознания этого вопиющего факта пока не умер.

Синицына, успевшего до армии и сержантских погон заиметь еще и диплом физика, этот факт первоначально несказанно удивлял — ровно до того момента, как он познакомился с мнением на сей счет имперских ученых. Надо сказать, их мнение резко отличалось от мнения земных специалистов и, в отличие от последних, было подкреплено солидным аргументом в лице боевых кораблей, на одном из которых Синицын сейчас и находился. Критерий науки — эксперимент, поэтому Синицын предпочел довериться ученым империи и не прогадал. Во всяком случае, сейчас он несся к звездам, хотя еще полтора года назад и помыслить не мог ни о чем подобном.

Впрочем, когда он встретился с Ковалевым в первый раз, он вообще мало о чем способен был думать — лежал себе с оторванной по колено ногой, смотрел невидящими глазами на окровавленную культю, наспех перевязанную промокшим от крови бинтом, и на сердце была такая смертная тоска, что помереть впору. От желания сунуть в рот ствол автомата и нажать на спуск его удерживало только то, что химия, которой обколол его приданный их взводу врач, не военный даже, а обычный гражданский, из местных, не только снимала боль, но и наполняла мозги жутковатой вялостью, не позволяющей окончательно сойти с ума. Ну и еще, наверное, держало его осознание того, что боевики, чьи фигурки все чаще мелькали между камнями, вот-вот доберутся до них и тогда все равно все кончится, но он, возможно, успеет прихватить кого-то из них с собой и отомстить. Во всяком случае, десяток патронов в магазине и граната у него еще оставались.

Вообще, задание, которое выполнял их взвод, с самого начала дурно пахло. Оседлать ущелье и не дать остаткам разбитой банды пройти по нему — задача, в принципе, нехитрая, вот только сил для этого у них было явно маловато. Правда, и направление, которое они перекрывали, командованием расценивалось как второстепенное, возможность прорыва боевиков именно здесь считалась, скорее, теоретической. Ну в самом-то деле, что ущелье, наиболее легкий путь отхода, будет перекрыто ясно было и младенцу, а стало быть, боевики или попытаются проскочить там, где их не будут ждать, или разобьются на маленькие группы, которые будут просачиваться поодиночке. В любом случае, если не дураки — не полезут. Так, очевидно, размышляло высокое начальство, распределяя свои не такие уж и большие силы, и поставило в ущелье, на господствующей высоте, всего взвод, хотя и усиленный парой крупнокалиберных пулеметов. Но боевики оказались то ли слишком напуганными, то ли слишком глупыми, то ли, наоборот, умными и хладнокровными, умеющими просчитывать рассуждения своих армейских оппонентов — похоже, наиболее вероятным было как раз последнее предположение, поскольку в ущелье не только ломанулась почти вся банда, более полутысячи хорошо вооруженных и обученных рыл, в основном наемников со всего света. Они притащили с собой еще и пару минометов, которые, по всем прикидкам, должны были бросить, чтобы облегчить себе отход, давным-давно. И, не дожидаясь, пока взвод обнаружит свое присутствие, расположили их в зеленке и первыми открыли огонь. Может быть, был среди них грамотный командир из бывших офицеров — по слухам, среди боевиков и выпускники академии генштаба попадались. А может, просто разведка боевиков хорошо сработала — или засекли десантников, или заранее были о них предупреждены, среди штабных попадались еще гниды, продающие за хорошие деньги информацию боевикам. Контрразведка свирепствовала, конечно, но справиться с этим положением пока что не могла.

Вообще, Ингушская кампания развивалась откровенно по-дурацки. Вроде и опыт чеченских войн был, а все равно так ничему толком и не научились. Нет, в отличие от Чечни, сделать смогли многое — не было той массовой бойни, как в девяностые годы прошлого века, однако банды ходили крупные, и задавить их так и не получалось. Снабжение у боевиков было отличное, выучка — тоже на уровне, чувствовалась опытная рука США. Отлавливали, конечно, потихоньку, но гораздо медленнее и с куда большими потерями, чем хотелось бы. Впрочем, что значит с меньшими потерями, чем хотелось бы? Не хотелось бы никаких, только вот война без жертв, увы, не бывает, как ни старайся, можно их снизить, но и только. А у генералов пока что и этого толком не получалось. Вот и сидели сейчас уцелевшие десантники и, экономя патроны, отстреливались, с тоской глядя на покрытое низкими тучами небо — для вертушек погода нелетная, как ни крути. Помощи оставалось ждать только от своих, которые наверняка уже шли сюда на БТРах, вот только пока они еще дойдут… Рацию разбило в самом начале и, к бабке не ходи, немалая часть драгоценного времени была затрачена на бесчисленные утряски, согласования и принятие решения. Хорошо еще, что запас мин у боевиков был, видимо, невелик, хотя и того, что свалилось на десантников, было достаточно, чтобы смешать их со щебенкой. Да еще повезло, что снайперов хороших у боевиков не было — те два олуха-любителя, что пытались изображать из себя крутых, были сняты в самом начале боя, благо крупнокалиберные пулеметы уцелели. Они, кстати, и позволили отбить первые две атаки, но сейчас у них практически кончились патроны. Боевики, правда, этого пока что не знали и осторожничали, но рано или поздно до них дойдет, что по ним давно уже работают только «калаши», и с этого момента время жизни взвода будет исчисляться минутами.