Кэтрин Азаро: Инверсия праймери

Ничего. Привыкну.

— Если бы я была священником, — сказала О'Нейл, — я бы прочитала молитву. Но поскольку я не…

— Мы все понимаем, — заверила я ее.

— Хорошо. Тогда последнее. — Она отцепила с пояса пластинку-бортжурнал.

— Как капитан этого корабля, объявляю вас мужем и женой. — Она протянула журнал мне. — Вы оба должны расписаться.

Я ухватилась за подвеску кушетки.

— Вы хотите, чтобы об этом осталось письменное упоминание?

— Разумеется. Иначе бракосочетание будет недействительно.

— Если будет запись, — согласился со мной Джейбриол, — кто-нибудь сможет найти ее.

— Я отдам ее лично президенту Коллоуэй. — О'Нейл все протягивала мне журнал. — Ведь мало смысла жениться, если это ничего не значит.

— Это значит кое-что для нас, — возразил Джейбриол. — Это главное.

— Нет. Она права. — Я улыбнулась. — Помнишь, как в старину останавливали войны? Выдавали друг за друга детей из враждующих лагерей. И потом, подумай о наших детях, если они у нас будут. Наш незаконный брак ослабит их позиции. И если с нами что-нибудь случится, это может значить для них гораздо больше, чем нам сейчас кажется.

Джейбриол недоверчиво посмотрел на О'Нейл:

— Вы обещаете, что этот документ увидит только президент Коллоуэй?

Она кивнула:

— Если, конечно, вы сами не попросите его у нее.

— Ладно.

И мы подписались. А потом мы уже были мужем и женой.

Мы с Джейбриолом стояли, глядя в вечернее небо. Мы стояли так еще долго после того, как корабль О'Нейл превратился в точку и исчез — словно мы, не двигаясь, отказывались признать то, что мы одни, отрезанные от остального человечества.

Наконец Джейбриол вздохнул и кивнул в сторону пещеры в склоне ближайшего к нам холма.

— Надо соорудить хоть какую-то защиту. — Он показал на окружавший нас густой лес. — На случай, если там кто-то живет.

— Да, — кивнула я. — Конечно.

Но, войдя в пещеру, мы только огляделись по сторонам. Слабый свет наших фонариков плясал по низким каменным сводам — пещера лишь ненамного превышала размерами салон корабля. Вдоль стен штабелями стояли ящики, контейнеры, канистры и бочки. В дальнем конце пещеры красовался нейтринный передатчик — наша единственная связь с внешним миром, если мы когда-нибудь захотим ее использовать.

Джейбриол подошел к стопке одеял и взял одно.

— Пошли прогуляемся, Соскони. Недолго.

Мне и самой хотелось выйти из темной пещеры.

— Пошли. — Я закинула за плечо лазерный карабин.

Выйдя из пещеры, мы включили поле, закрывающее вход. Снаружи было еще довольно светло. Нас окружал лес из деревьев с мягкой хвоей. На западе он редел и открывался на поляну с обожженной землей — туда садился доставивший нас корабль. На севере деревья тоже понемногу редели. Туда мы и пошли.

Мы двигались не спеша: изучая местность, привыкая к ней. Вместо еще одной поляны мы оказались на краю скалистого обрыва. Вокруг повсюду, насколько хватало глаз, вырастали из долины утесы, поросшие деревьями. На зеленом ковре яркими белыми мазками выделялись выходы скальной породы. Над горами пожаром горел закат, окрашивая сгрудившиеся у горизонта облака в алый цвет. Небо прямо над нами уже потемнело и на нем высыпали первые звезды. На востоке из-за скал выползал тонкий серп молодой луны.

— Красиво, — сказал Джейбриол.

— Да, — правда красиво. Дико. Непривычно.

Убедившись, что место безопасно для нас, мы сели на краю обрыва. Одеяло мы накинули на плечи, карабин покоился у нас на коленях. Легкий ветер дул нам в лицо, а горы постепенно темнели. На небе одна за другой появлялись все новые звезды — десятки, потом сотни, потом тысячи.

— Дом, — тихо сказал Джейбриол.

Я погладила его по щеке. Мы столько потеряли: все, что знали, все, что любили. И что бы там ни случилось, я знала: Джейбриол любит своего отца, которого не увидит больше никогда, по крайней мере живым. Но в обмен на все эти утраты мы надеялись, что настанет день, когда мы, а может быть, наши дети, положат конец войне, от которой мы пока сбежали. Тому не было ни гарантий, ни обещаний.

Но надежда была.

Джейбриол положил голову мне на плечо, и мы сидели, согретые одеялом.

Скоро мы вернемся в пещеру, и займемся любовью, и уснем, набираясь энергии для завтрашнего дня, и для послезавтрашнего дня, и мы будем познавать этот мир и друг друга, не просто выживая, но исцеляясь для того дня, когда мы покинем его и вернемся принять наше наследство.

Но пока мы просто сидели и любовались надвигающейся ночью.