Ян с Накатой не препятствовали, но и за ним не пошли - поспешили к месту, где лежал Ворчун, распластанный и почерневший. Земля здесь ещё горела, и даже ступать по ней было горячо.
Гном лежал в небольшой ложбинке, уткнувшись лицом в землю, покрытый коркой сгоревшей ткани и кожи.
- Ворчун! - со стоном упав на колени, выдохнул Ян. - Ворчун, как же ты так?…
Наката, тот на колени не падал и руки в отчаянье не ломал - осторожно смахнул прах, и ему открылась кольчуга. Кольца её даже на вид выглядели горячими, но не расплавились. Не расплавился и шлем с ниспадающей на плечи кольчужной сеткой.
- Помогай! - хрипло попросил ниппонец, продолжая счищать с Ворчуна обгорелые ошметки. - Его на прам надо. Вместе понесем…
- Конечно! - Ян недоуменно взглянул на него. - Конечно, понесём - не здесь же оставим! Но ведь… мертвый Ворчун! Куда бежать?
- Кто - мёртв? - вскинул брови Наката. - Жив он, жив бродяга. Припекло его сильно, это да… Ничего, шкура отрастёт, ещё лучше будет! Гладкая да шелковистая, розовая - ещё красивше будет наш Ворчун!
- Ты не шути так! - завопил Вилли, подскакивая. - Ты чего тут несёшь?! Что, жив?!
- Жив, жив, успокойся, - повторил Наката, осторожно ощупывая Ворчуна легкими, почти невесомыми касаниями. - Давайте-ка поспешим…
Он поднял голову и бросил короткий, пронзительный взгляд на маленького гнома, на лице которого поочередно сменяла друг друга целая гамма чувств - надежда, удивление, восторг, злость и не унявшаяся ярость.
- Вилли, ты бы остался, что ли? Надо ведь и добычу нашу оприходовать, и жидкость огненную. Не забыл, ради чего Ворчун своей шкурой рисковал?
Вилли застыл. Несколько мгновений он пожирал Накату ненавидящим взглядом, но спорить не осмелился - в нём, как и в любом гноме, слишком много было дисциплины и порядка. И приказ старшего не обсуждался никогда. Потом в глазах его злость и ненависть сменились пониманием.
Так и не раскрыв рта, он повернулся и поспешил к мёртвому троллю. Время ведь и в самом деле не ждало - тролль разлагался быстро. Разлагалась - но только на нём - и сверхпрочная шкура, и внутренности, в которых была та самая огненная жидкость. Наката был прав, когда требовал от младшего гнома поспешить…
А Ворчуна понесли - очень медленно и осторожно, к берегу, вдвоём. Гном был в беспамятстве, но теперь и Ян видел - жив.
Ворчун мало помнил из того, что с ним случилось. Пребывая в том странном состоянии оцепенения, когда даже боль не доходит до сознания, он не мог ни пошевелиться, ни слова сказать. Только понимал - его куда-то волокли, отчаянно пытаясь успеть и, видимо, не понимая, что - поздно. Он всё понимал, и удивлялся, и злился на товарищей, дурней безмозглых…
Потом, после кратких часов блаженного покоя и неги, спину будто кипятком обдало - а он, чувствуя, как нестерпимая боль все глубже вгрызается в тело, даже застонать не мог, пребывая в прежнем отстраненном оцепенении. Только сердце зашлось да пару раз сбойнуло. Потом его вроде бы положили, и боль стала ещё нестерпимей.
Ощущение реальности вернулось рывком, без перехода. И страшная боль во всем теле - болела спина, с которой сдирали доспехи, болели все кости, билась в истерике кровь в венах. Потом в одно мгновение - будто кто-то выключателем щелкнул - вернулось зрение, и, пусть искажённый, но слух.
- Живой? - спросил склонившийся откуда-то сбоку, искренне напуганный Наката.
- Жи…вой! - с трудом вытолкнул из себя Ворчун. - А ты думал… что можешь, наконец,… мой топор… забрать?!
Длинная фраза отняла у Ворчуна все силы - все, до последней капли. Он уткнулся лицом в мягкую, набитую соломой подушку, и впал в блаженное забытье…
А потом его разбудила боль. Да такая, что даже Строри Ворчун, терпеливейший из гномов, не смог удержаться и не завыть. И даже подумать зло и неумно, что лучше уж лежать бревно бревном, и ничего не чувствовать, чем вот так мучиться. Но тут на его ор примчался Наката, чем-то прохладным и жгучим смазал спину… И боль, если не ушла совсем, то отступила - стало куда легче и приятнее дышать. К тому же Ворчун ощутил лёгкие горячие пощипывания - верный признак того, что всё не так уж плохо, и жить он будет.
- Наката, - позвал он, попытавшись повернуть голову. - Слышь, Наката! Что там у меня с жопой?
Речь к нему вернулась вместе со зрением и слухом. Сейчас, после применения некоей чудодейственной мази, боль немного отступила и к Ворчуну возвратилась способность думать. И бояться. Он немного представлял себе, что такое тролличье пламя, и боялся теперь - что спина его являет собой не что иное, как обугленную корочку на котлете. Сковырнув которую - добираются, наконец, до качественно прожаренного мяса.
Читать дальше