– Нравится? – кивнул он на гобелен.
– Да, – честно признался я.
– Здесь изображена победа армии Салах ад-Дина Юсуфа, сына Айюба, над поругателями веры, которые звали себя крестоносцами, в битве при Хаттине. Это было девять веков назад, – Хашим усмехнулся и отхлебнул из стакана. – А ты в какого бога веришь?
– Не знаю, – пожал я плечами.
– Как так? У всех есть свой бог. Кому Иисус, кому Аллах, кому деньги, власть, известность… Каждый молится своим идолам. У тебя какой?
– М-м… Деньги.
Хашим фыркнул и заржал, стряхивая ладонью с халата расплескавшееся пойло.
– Святая простота. Скольких войн можно было бы избежать, имей люди смелость признаться в том же. Все мы – дети одной церкви, – он сунул левую руку в карман халата и, вынув ее сжатой в кулак, шагнул мне навстречу. – Держи, – на раскрывшейся ладони блеснула пригоршня монет. – И пошел вон. Я сегодня не в настроении.
К такому повороту событий Валет меня не готовил. Пришлось в срочном порядке осваивать искусство импровизации.
– Э-э… – замямлил я, не решаясь принять вознаграждение. – Так не годится.
– Что? – Хашим округлил глаза.
– Если вернусь, не отработав, хозяин побьет.
– Ты чего несешь, сопляк? Бери, – он схватил мою правую руку и насыпал серебро в ладонь. – А теперь катись отсюда.
– Господин Хашим, – не оставлял я попыток, суча ногами и трепыхаясь, ухваченный за шиворот, – мне нужно вам кое-что сказать. Пожалуйста.
– Ну, – движение к двери остановилось, Хашим встряхнул меня и повернул лицом к себе. – Говори живее, что хотел.
– Я… я… – мысли сбились в кучу, закипающая от адреналина кровь пульсировала в ушах. – Я. Ваш. Сын, – вымолвил наконец окостеневший от напряжения язык.
– Чего?!
– Сын, сын, – повторил я, словно это было заклинание, способное остановить время и дающее возможность перевести дух.
– Ты, пацан, в своем уме? – Хашим сделал шаг назад и внимательно ко мне присмотрелся. – Кто тебе сказал такую чушь?
– Мама, – ответил я, не раздумывая.
– Да какая, к хуям, мама?!
– Босс, у вас все нормально? – донесся из-за чуть приоткрытой двери голос охранника.
– Пшел вон!
– Слушаюсь.
– Сколько тебе лет? Кто мать? – вернулся Хашим к прерванному разговору.
– Мне девять лет. Маму звали Жанной.
– Жанной, – повторил Хашим задумчиво. – Черт. По именам-то я их не очень… Кликуху знаешь?
Я отрицательно покачал головой и вздохнул.
– Вроде была у меня какая-то Жанна. Девять лет, говоришь? Н-да… Она живая еще?
– Умерла, – шмыгнул я носом. – Месяц назад, от лихорадки.
– Вот, блядь, всегда так, – хлопнул себя Хашим по ляжке. – Чуть что, ответственного не найти. Ну-ка, – он ухватил меня за подбородок и присмотрелся, насупившись. – Что-то не похож ты ни хуя. Хотя…
– Мама говорила, вы – добрый человек, – попытался я сделать максимально проникновенный взгляд. – Она хотела, чтобы я вырос таким же умным, чтобы далеко пошел.
– Правда? – Губы «отца» скривились в подобие улыбки. – Что она еще говорила?
– Мама не часто об этом рассказывала, только перед смертью. Плакала все время. Жалела, что не сказала раньше. Думаю, она любила вас.
– Хм, – Хашим развернулся и, качая головой, прошел к бару, чтобы наполнить опустевший стакан. – А знаешь, – начал он, звеня бутылками, – у меня ведь пять дочерей. Ну, насколько известно. Прямо проклятье какое-то, сука за сукой. Видеть их не могу. Работа, она, как ни крути, накладывает отпечаток. Сына я хотел в свое время, очень хотел, но не судьба, – он неожиданно остановился и посмотрел на меня серьезно. – Ты здоров?
– Только краснухой болел.
– Славно. А с глазами что?
– Не знаю, – изобразил я улыбку. – Мама говорила: «Это солнечные лучики заблудились».
– Лу-учики, – протянул Хашим, наливая очередную порцию спиртного. – Хех. Видишь-то нормально?
– Отлично вижу. Даже в темноте.
– Вот как? Славно-славно. Еще мутации есть?
– Больше нету.
– Почти что лац?
Такое оскорбление мне тяжело было вынести даже от «отца».
– Я не лац! – Рука сама собой дернулась в направлении ножа, едва не сведя все старания к нулю.
– О-о! – Хашим поставил стакан и, хохоча, захлопал в ладоши. – Вот теперь вижу фамильное сходство, – он подошел и еще раз смерил меня взглядом. – А чего спектакль разыгрывал, будто прислан? И откуда ты узнал вообще? У меня ведь сегодня и впрямь назначено.
– Это не спектакль, – потупил я глазенки. – Мне знакомый помог. Он у господина Кучадела работает. Я целый месяц ждал, когда его к вам пошлют. Заплатил девять серебряных – все, что после мамы осталось – и поменялся с ним.
Читать дальше