Юрий Корчевский: СМЕРШ времени. «Чистильщик» из будущего

Ноги сами несли меня к вокзалу. Моего дома еще не было, а бродить в потемках не хотелось.

На путях стоял воинский эшелон. В голове состава пыхтел паровоз. До прихода пассажирского поезда ждать было долго, и я решил попробовать уехать. Прошел к головному вагону. Подошел к часовому, переминавшемуся с ноги на ногу.

– Браток, позови кого-нибудь из начальства.

– Не положено, отойди!

Я уж хотел идти дальше, как из приоткрытой двери грузового вагона выглянул военный в фуражке – явно не по сезону.

– Клеменищев, чего там?

– Вот – начальство видеть хотят. Я ему – отойди, не положено, а он…

Военный спрыгнул с подножки вагона.

– Чего хотел, земляк?

– До Москвы с вами добраться.

– Документы есть?

Я достал из кармана служебное удостоверение и справку о ранении. Военный зажег фонарик, вчитался.

– Так ты что, из госпиталя?

– Верно.

Военный вернул мне документы.

– Не положено, конечно, да ладно – полезай в вагон.

Дважды повторять мне не надо было – я быстро забрался в вагон. Внутри топилась буржуйка, но было едва теплее, чем на улице. На двухэтажных нарах лежали солдаты, кутаясь в шинели.

– Ложись, где свободно.

Место нашлось только у стенки, а она от дыхания многих людей заиндевела.

Я долго крутился, но сон не шел. Чтобы хоть как-то скоротать время, я слез с нар и подсел на корточках к буржуйке.

Наконец состав дернулся, паровоз дал гудок, снова толчок, и мимо нас медленно поплыли станционные постройки. Я смотрел в полуоткрытую дверь теплушки. Остался позади хмурый дежурный по вокзалу в красной фуражке, очередь людей с банками, толпившихся у крана в нише стены, с табличкой над ним «Кипяток», суета красноармейцев у дверей коменданта в торце здания вокзала…

Прощай, родной Ярославль! Выдастся ли мне еще когда-нибудь в этой жизни свидеться с молодой Лукерьей, крохотным Мишей? Может быть, надо было раскрыться перед Лукерьей, ведь не чужой она мне человек! Но смогла бы она воспринять появление меня – внука, считай ее сверстника, без губительного волнения, от которого и разум может помутиться? А если и поверит, что такое в жизни иногда бывает, так ведь будет удерживать меня от возвращения на фронт, где уже убило ее Петра. Нет, подвергать риску, нарушать душевное равновесие Лукерьи я не имел права.

Я снял шапку, вытер проступившие слезы, оглянулся – не видит ли кто моей слабости?

Пристроился рядом со старшим на пустом патронном ящике и протянул руки к железному боку буржуйки.

– Где ранило-то?

– На нейтралке, миной наc накрыло. Меня вот только осколком задело, а их… – я с горестью махнул рукой.

– А я еще на фронте не был.

На петлицах военного посверкивали в отблесках пламени буржуйки четыре треугольничка. Старшина, значит. И немолодой уже – под сорок.

Старшина наклонился ко мне, понизив голос, спросил:

– Страшно там?

– Страшно, – не стал я кривить душой. – Особенно когда бомбят. Убежать из окопа хочется, просто край, а нельзя. В окопе или траншее отсидеться еще можно, а если выскочил – осколками посечет. Потому спасение в одном – зарываться поглубже в землю.

Старшина слушал, думая о своем.

– Похоже, через Москву к Сталинграду нас везут. А ты немцев видел?

– Как тебя.

– И как они?

– Да такие же, как и ты – руки, ноги, голова. И заметь – не из железа они. Из такой же плоти и крови, как и мы. Так же пулей, ножом, штыком убить можно. Страшно тебе, а ты через страх выстрели в него, патроны кончились – штыком убей. Немец – он ведь тоже смерти боится. Ты свою землю защищаешь, а он как вор и грабитель сюда пришел. Вот пусть он и боится. Тем более и погода на нашей стороне. Немцу наши морозы – смерть. Техника не заводится, отказывает. И с обмундированием промашка вышла, думали быстро нас одолеть, потому теплой одеждой не запаслись, мерзнут теперь. Сильный враг, не спорю. Но после сорок первого немец уже не тот пошел, пожиже.

– Так ты с самого начала на фронте?

– Не, с июля.

– С начала и есть. Ну а награды?

Я расстегнул шинель. На гимнастерке блеснули две медали. Старшина вгляделся.

– «За отвагу» и «За боевые заслуги» – здорово!

– И у тебя такие тоже будут, только голову зазря не подставляй, а еще – думай. Приказ ведь по-разному выполнить можно. Поднимешь бездумно людей в лобовую атаку на открытой местности, а немец из пулемета р-р-р-аз – и всех положил. А может – лощина или овраг рядом, скрытно подобраться поближе можно, людей сберечь и задачу выполнить. А отступать негоже – Россия – она хоть и велика, но не безбрежна.