Виктор Косенков: Русский клан

— Юрка, стой! Стой! — Алексею было очень трудно, располосованная осколками нога не позволяла быстро двигаться самостоятельно, поэтому Юра тащил его на спине. Со всем, что удалось прихватить с убитых солдат. Две «Мухи» и много-много автоматных рожков. — Стой!

— Чего еще? — Юра упал в подворотне. Тяжело дыша, вывернулся из-под тела раненого, сел, упершись спиной в спину друга. Проход, где они остановились, был сквозной. Резко тянуло дрянью, гнилым старческим запахом. Среди повстанцев ходили слухи, что Горби все же применит химическое оружие. — Надо было противогазы взять.

— Нельзя так. Вернемся.

— Куда еще? С ума сошел?

— Нельзя. Свои же там… — Алексей тяжело дышал.

— Ты о бэтээре, что ли? — Юра чуть не подавился. Закашлялся. — Когда они тебе ногу изуродовали, они своими не были.

— Это другое. Тогда бой был… Я стрелял, они стреляли. Все честно. А теперь они…

— А теперь они честно сдохнут, — подвел итог Юрий. — И не хрен сопли разводить.

— Пехота ты, блин, царица полей. Никогда в танке не сидел!

— Не сидел, — признал Юра. — И не собираюсь, если честно. Я лучше в деревянный гроб лягу, чем в бронированный.

— Нельзя так. У них как у подводников, слишком смерть жуткая. Прикинь…

Юра сплюнул и выругался.

— Все ты любишь усложнить, блин. Есть они, есть мы. Они стреляют, мы кидаем гранаты. Что еще не так?

— Все не так. Вернуться надо.

В дальнем конце прохода послышался звук. То ли шелест, то ли стон. Невнятное бормотание. Юра насторожился, поднял «Калашников». Автомат уткнулся коротким курносым стволом в далекий светлый квадрат.

— Ты ничего не слышал?

Алексей покачал головой, волосы, когда-то светлые, а сейчас слипшиеся от крови и гари, устало мотнулись из стороны в сторону. Оба друга были грязными и прокопченными, камуфляж давно потерял свой зеленый цвет и превратился в черно-серую рванину. Чудом держались усиленные локти и колени. Разгрузочные жилеты они скинули, когда бухнулись в Москву-реку, спасаясь от овчарок.

Это были два усталых повстанца. До этого они находились в свободном поиске: наносили на карту расположение воинских частей, посты, маршруты движения патрулей.

Теперь, когда положение неожиданно изменилось, Леша и Юра не знали, куда идти. В прежде безопасном квадрате они наткнулись на правительственные посты. Отступили. Встретились с такими же, как и они, потерявшими направление и связь, разведчиками.

По недосмотру старшего группа ввязалась в бой с отрядом лоялистов. Повстанцы уничтожили БТР, но из десяти человек выжили только Юра Морозов и Леша Вязников.

— Куда теперь? — со слабой надеждой спросил Юрий.

— Назад. Ведь нельзя так. — Алексей повернулся к другу. — Я спать не смогу.

Юра рассмеялся. В гулком переходе смех прозвучал на удивление чужеродно.

— Он еще и спать собирается. Ты, может быть, еще и умереть хочешь в своей постели?

— Не откажусь… — начал, было, Алексей, но вдруг замолчал. В другом конце переулка светлый квадрат с грохотом пересекла круглая крышка от мусорного бака. — Опаньки.

Он завалился на бок и, перекатываясь на живот, выставил в проход дуло автомата. Сухо щелкнул переключатель огня. Алексей предпочитал стрельбу одиночными и на достаточном удалении от противника, в то время как Юра уверенней действовал в ближнем бою, особенно свинца не жалея. Может быть, именно потому, что Морозов чаще видел смерть вплотную, он не был столь чувствительно настроен в отношении умирающего экипажа из злополучного БТР. Те, кто знал Юрия достаточно хорошо, признавали в нем человека в меру романтичного, склонного больше к раздумьям, чем к действию, но как только доходило до крови, в Юре просыпался расчетливый зверь.

Глаза загорались, в скулах проявлялось что-то неуловимо хищное. Это был классический пример маньяка, находящегося под контролем у основной личности.

Вот и сейчас Юра первым делом прижался к стене и мелкими, частыми шажками двинулся вперед, сближаясь с вероятным противником. Вязников постарался выровнять дыхание, пытаясь, насколько это возможно, расслабить мышцы, зная, что рефлекс работает быстрее осознанной мысли. В голове было пусто, неутомимый внутренний диалог вдруг остановился, затих. Ни одного слова. Алексей словно превратился в один большой автомат. Вот ствол, вот мушка, вот курок, вот пальцы, давящие на него, вот руки, что направляют.

Юра сделал еще несколько шагов, остановился. Присел.

Откуда-то с той стороны перехода все явственней доносились звуки. Стоны и невнятное бормотание. Ругань и, что было особенно неприятно, тупое постукивание металла о металл.