Максим Паршиков: Звезда

Добравшись до медицинского отсека, встречаю Оранса. Вместе с ним тут находится полдюжины медицинских роботов. Помня о последних изменениях и нововведениях, не стоит привлекать лишних людей для обследования наших бессознательных тушек. Потому что это наверняка вызовет вопросы, которых хотелось бы избежать.

Уложившись в медицинскую капсулу, погружаюсь в сон. Не помню точно, что мне снилось, но точно ничего приятного.

Помню боль, бесконечную, не имеющую начала и конца. Был еще зов, будто и не человек я вовсе, а часть чего-то неприятного, чужого, огромного и крайне враждебного ко всему живому, да и не живому тоже. В общем, все смешалось в причудливом калейдоскопе, так что что-то конкретное не вспоминается. Какие-то голоса, команды, крики, но главное, что точно помнится, боль.

Очнулся я вдруг и внезапно. Даже выдохнул облегченно, что вся эта пытка закончилась. Неподалеку стоял Оранс и что-то делал с роботом.

– Занят, – спросил я его?

– Нет, – ответил он мне. – Вижу, ты очнулся, это хорошо. У меня как раз есть новости.

– Говори.

– Сыворотка практически полностью вышла из организма…

– Что значит "практически полностью?" Ты что, нормально изъяснятся, не можешь?

– Не перебивай, сейчас все объясню. У всех она вышла полностью, внеся незначительные изменения организма. Чем это аукнется еще не понятно. С тобой проблема серьезнее. У тебя нанороботы в крови бегают, вот из-за них и не вышло полностью сыворотка. О чем-то конкретно пока говорить рано, но и последствия не ясны. Тут по-хорошему нужен целый исследовательский институт, чтобы разобраться с изменениями, но да ладно.

– Не умру, надеюсь?

– Все когда-то умрут, а с нашим образом жизни этот день мы сами и приблежаем, сказал он, после чего воскликнул, – наконец! Вот эта зараза, – добавил, разогнувшись, держа в руке микрочип от робота.

– Анализатор?

– Он самый, – повернувшись ко мне, сказал Оранс. – Это последний робот!

– Чего не стер электронным путем? Решил так кардинально вмешаться во внутреннее устройство?

– Прекрасно же знаешь, был бы хакер хороший, и можно любые данные, если не полностью, так частично восстановить, даже если дефрагментация на молекулярном уровне пройдет, что-то можно вернуть к жизни.

– Ладно, убедил. Где все? – спросил я, увидев, что все капсулы пустые.

– Решили долечиваться у нас на корабле. Так что раненые еще лечатся, остальные бездельничают!

– Ясно, помоги подняться, а то что-то тело затекло.

Поднявшись из капсулы, будто мумия из саркофага, опираясь на Оранса, иду к нам на корабль. Ругаясь при этом, используя весь свой словесный запас. Все тело кололо, казалось, в мышцы закачали силикона, а кости растворили. При этом натерли кожу жгучим перцем и сдобрили это вспышками боли внутри тела, будто органы кто-то мнет своей ручонкой, грязной и волосатой.

Вскоре я отошел, а все негативные последствия восстановления сошли. Даже смог передвигаться без помощи Оранса.

– Медуза прибыла, – сказал некстати Оранс.

– ОСН которое?

– Да.

– Понятно, но не понимаю к чему ты это.

– Да так, слухи ходят, – увел разговор Оранс.

– Рассказывай, давай. Что там еще за слухи такие?

– У нас убит командир, отряд потерял большую часть состава. Вместе с этим контракт никто не отменял. Люди шепчутся, что присоединится к Медузе, будет наилучшим решением в сложившейся ситуации.

– Ясно. Когда ты сможешь собрать всех в одном месте? Хочу серьезно поговорить, обсудить сложившуюся ситуацию для принятия решения.

– Через пару часов, в медицинском отсеке, не раньше. Некоторым вставать еще нельзя, но в сознание на некоторое время их привести можно.

– Отлично, сделай это, – говорю ему, направляясь на мостик.

В теле появилась необыкновенная легкость и бодрость. Так хорошо себя не чувствовал, да никогда не чувствовал, даже под "вдохновением". Мышцы налились дурной силой, хотелось сделать что-то эдакое, но все омрачалось предстоящей работой. Нужно было зачитать последнюю волю полковника и погибших бойцов. Фактически это было завещание, которое каждый может изменить в любой момент нахождения на корабле. Такая своеобразная страховка, что все будет исполнено при гибели.

Было много слов, от которых хотелось плакать, но каким-то образом удавалось сдерживаться. Некоторые, у кого никого не было в этой жизни, оставляли свои накопления Звезде, прося что-то, вроде отмщения, памяти о себе, слов которые нужно было зачитать перед всеми и многом другом.