Александр Радин - Стрингер. Летописец отчуждения

Над левым плечом стрингера засвистел свинец. Вик, вытаращив глаза, опустошал очередную обойму. Стрингер сделал последний рывок, повалился в прибрежную кашу и откатился в сторону, пробивая телом тростник. В рюкзаке что-то глухо треснуло.

— Только не камера, — едва шевеля губами, пролепетал Алексей.

Подлетевший тут же Вик схватил его за локоть, помогая отползти вглубь оккупировавшей берег осоки. Смертин взбрыкнул, не соображая, кто его лапает и что происходит, махнул ружьем, используя его как дубину Толстяк получил случайно в пах прикладом. Грязно выругался.

Они выбрались на чахлую траву и грузно повалились, тяжело сопя. Алексей посмотрел на небо. Как замечательно было вот так лежать и смотреть вверх, полностью расслабившись. Как приятно. Смертин смахнул ладонью облепившую нос мошкару, размазывая по щеке липкую грязь:

— Мы убили их? — спросил он, тяжело дыша.

Стрингеру почему-то казалось, что он точно завалил одну тварь.

— Вряд ли, — простонал Вик.

Он лежал на боку, прижав колени к груди. Рука шарила между ног.

— Расслабляешься? — глупо улыбнулся Алексей. — А это все потому, что ты пузо не погладил.

— Чего?

— Ну, мы туда полезли, а пузо ты не погладил, — хихикнул стрингер.

Подозрения, мучившие его все утро, казались полным бредом. Сталкер не бросил. Можно было ставить штампик, что Вик официально прокачан. Сема так любил. Подойдет со своей здоровенной камерой после какого-нибудь артобстрела, морду скуксит мерзко и дернет за воротник. Ты официально прокачан, малыш… Сема — старый жук, немало помотался по точкам, еще в обеих чеченских начинал, когда Смертин под стол ходил.

— Прикладом тише махай, — зло процедил Вик. — Когда-нибудь я тебе наддам. Ох, с каким удовольствием я это сделаю… Сначала в челюсть с правой, да так, чтоб из губы брызнуло…

— Сюда не доползут?

— Нет, — Вик сел на колени, страдальчески скривив губы. — Скорее всего, иловики. Они только плавать умеют, на берег не лезут. Ты их сам раздразнил, гаденыш.

— С чего это?

— А не хрен бултыхаться, как щенок-переросток. Они на вибрации реагируют, — злился толстяк. — Теперь через мост перебираться придется.

— Здесь есть мост? — ошалело спросил Смертин. — Так какого лешего ты нас в болото загнал?!

— Тише, тише… Мост вообще поганая штука… Какая тварь хочет ножки мочить? То-то. Все прут через мост. А там и засадку можно устроить, и слизню поселиться самое оно. В общем, не люблю я мосты, — резюмировал сталкер.

Смертину жутко захотелось разбить Вику нос.

До моста пришлось пробираться через корявые, изломанные Зоной заросли дикой смородины. Пройти надо было всего метров триста за излучину речки, но царапин на небритой физиономии Смертина увеличилось ровно на две. Алексей чуть не нарвался на «трамплин», но смородина предупредила. Рваная дыра прямо в самой гуще четко обозначила место аномалии. Вик сказал, что «трамплин» подбрасывает. Смертину это свойство понравилось, на что Вик объяснил, что по частям.

Подкрадываясь к массивным деревянным опорам, сталкер знаком показал полное молчание. Он долго ползал на брюхе, изучая в бинокль противоположный берег. Мероприятие, по мнению Алексея, совершенно бессмысленное. Отчетливо был виден только обрывистый глиняный край, поросший бурьяном. Нормальный обзор открывался непосредственно с моста. Мнение Смертина игнорировали, поэтому он спокойно ждал, пока Вик перебесится.

— Эй, ползунок! — раздалось сверху. — Ствол брось и руки в гору! Тот, что в кустах, тоже вылезай! Только чтоб ручки видно! Оружие оставь там! Ну, чего замерли?! Щас свинцом нашпигую!

Вик поднялся, вытянув вверх руки. По его лицу была отчетливо видна вся гамма эмоций, которые он испытывает с этой минуты к мостам и мостостроителям.

— К нам поднимайтесь!

На потемневшем, местами проломанном настиле стояли двое. Один одноглазый, с черной повязкой через всю рожу, в мешковатом грубом егерском костюме с характерными вшитыми под калиброванные патроны петлицами. Второй — невысокий и рыжий, в прорезиненном коричневом плаще почти до пят и черных кожаных штанах. На ногах у обоих резиновые сапоги до колен. Одноглазый целился из карабина, рыжий — из ментовского «Кипариса».

— Красавцы, — хохотнул рыжий.

Видок у стрингера и Вика и вправду был тот еще. Рожи измазаны грязью, шмотки насквозь мокрые, штаны ниже колен свисали лохмотьями, из-под которых виднелись впитавшие ил ошметки бинтов. От ботинок даже названия не осталось. Только сапоги сталкера были целехонькие, словно заговоренные.