Сергей Клочков - Дар Монолита

«ПОСМОТРИ НА ТЕХ, КТО ПРИШЕЛ К ТЕБЕ. ЗАГЛЯНИ В ИХ ДУШИ И ДАЙ НАМ ЕЩЕ ОДИН ШАНС».

Миллионы тонких ледяных иголочек разом растаяли на коже, мысли исчезли, а мир вдруг померк на несколько долгих секунд, в течение которых я увидел странную картину: засыпанный слежавшимся снегом подвал разрушенной многоэтажки, костер и два человека возле него, одетые в рваные шкуры — старик и подросток. Старик грел руки у огня, паренек, свернувшись калачиком, похоже, спал, не выпуская из рук короткого копья. А над разрушенными почти до основания остатками зданий ветер начал гнать белые искры снежной крупы. Видение продолжалось совсем недолго, прекратившись как-то сразу, вдруг, и я снова сидел на гребне оплавленной стены.

«Да».

— Он сделал, — просто сказала Пенка. — Все теперь.

— Нет, — Хип упрямо мотнула головой. — Не все.

Девушка глубоко вздохнула, потом просто сняла респиратор и отбросила его в сторону.

— Я просто хочу быть с ним. Всегда. Он ранен. Ему плохо, он умирает. Уведи нас от смерти, найди спокойное, тихое место, где мы могли бы жить подальше от лишних людей. Сделай так, Монолит.

Пенка почти по-человечески охнула и попятилась назад. А лазоревое сияние неожиданно усилилось, затопив весь мир вокруг. Я встал, ощупью нашел руку Хип и шагнул к краю воронки, туда, где начиналась стена мягкого, прохладного света.

Я даже не понял, что именно произошло.

Секунду назад под ботинком хрустели мелкие осколки черного радиоактивного стекла, но следующий шаг подмял уже высокую, удивительно яркую траву, обильно посыпанную крупной росой, и вместо сухого, отравленного воздуха Саркофага я почувствовал прохладный свежий ветерок. Похоже, было раннее летнее утро…

Мы стояли на пологом берегу небольшой речки, поросшей по берегам ольхой и ивняком. На соседнем крутом берегу поднимался густой сосновый бор, желтел песок узкого пляжа, и, что совсем уж невероятно, пели птицы. Нет, не хором, просто где-то в кронах высвистывала незатейливый мотив одинокая птаха… а я уже давно забыл, как могут звучать голоса птиц. И еще над всем этим было небо… темно-синее, без единого облака, немного посветлевшее над вершинами сосен — похоже, рассвет только начинался, и в глубокой холодной синеве еще мерцали редкие искорки звезд. В реке, под прибрежными кустами ивняка плеснула рыба, оставив на воде лениво расходящиеся круги.

Хип тихонько охнула, не смея сделать шаг, и только прошептала:

— Он… он что, исполнил, да?

Я не смог даже пожать плечами. Действие препарата, вколотого мне «монолитовцем», прошло как-то сразу, не оставив даже последствий, и я почти не удивился тому, что левая рука больше не была черной, опухшей, мало того, на «Кольчуге» не осталось пробоины от той злосчастной пули — костюм выглядел новым. Мало того, «воскресли» убитые детекторы, о чем они не замедлили сообщить короткими звуковыми сигналами, постепенно стих надсадный треск дозиметра — уже через несколько секунд прибор замолчал, показывая необычно низкий радиационный фон: даже природным назвать его язык не поворачивался. Инстинкт сталкера дал себя знать и здесь: осмотреться вначале, потом взглянуть на приборы. Научный детектор, включенный в широкополосный режим, показал ноли по всем параметрам аномальной активности, не обнаружил гравитационных искажений и сколько-нибудь серьезных статических зарядов. Такого не было даже на относительно чистой «нейтралке» у Периметра, да что там, небольшие пики в графиках прибор показывал даже в Чернобыле-7, который был хоть и вблизи Зоны, но все-таки на Большой земле.

— Стой, Хип. Здесь что-то не так. — Все, что получилось сказать, но стажер медленно кивнула, продолжая «сканировать» окрестности. Все, что непонятно, в Зоне означает особенно неприятные вещи… а просто поверить в то, что желание Хип вот так сразу, просто исполнилось, стоило лишь сделать шаг, я был пока не в состоянии, хотя и понимал, что да — вот оно. Сбылось.

— Прибыли и стоят. — Послышался хрипловатый, низкий голос, и из густого кустарника на берегу поднялся высокий мужчина в обычной желтоватой, выцветшей ветровке и камуфляжных брюках с заметно «дутыми» коленками. Когда он оглянулся на нас с легкой улыбкой, я разглядел длинное, худое лицо с двумя глубокими морщинами на щеках, густую, светлую щетину на подбородке и блеснувшие очки-таблетки в простенькой металлической оправе. Из-под капюшона легкой, изношенной ветровки выбивались коротко стриженные седые или просто очень светлые волосы, в уголке тонкогубого рта дымилась папироса. Мужчина был в годах, похоже, далеко за пятьдесят, хотя впечатления старика не производил.