Олег Кулагин - Московский лабиринт

Когда Михалыча укладывают на носилки, он глядит па нас — совсем спокойно. Он в нас верит.

И еще я понимаю — сдаваться он не собирается.

Четверть часа спустя меня и Локи ведут к дожидающейся во дворе спецмашине. И будто холодом обдает. Я вижу тела на асфальте. Пять тел, накрытых серыми простынями. Полицейский фотограф откидывает одну. И незрячим, остановившимся взглядом на меня смотрит Ярослав. Запачканная кровью рубаха пробита — след автоматной очереди. Правая рука до сих пор судорожно сжата в кулак.

СОКовцы побывали не только на нашей квартире…

Шаги. Снова шаги. Двое… На этот раз остановились у моей камеры. Лязгнул замок. Ослепительный неоновый свет ворвался внутрь. На фоне дверного проема фигуры казались черными.

— Гольцова! На выход!

Как будто кроме меня здесь есть кто-то еще.

Вспыхнула лампочка.

Я поднялась. Неторопливо. И надзиратель, выругавшись, вошел сам:

— Руки давай!

Опять надели «браслеты». Вывели из камеры:

— Вперед!

Несколько «шлюзов». Крутая лестница.

Верхний коридор. Я надеялась хотя бы отсюда увидеть небо. Но окон не было. Лишь пятна свежей побелки на стене. Все заложили кирпичом, когда переделывали здание.

Еще коридор. Последний «шлюз»:

— Гольцову на допрос к Фатееву!

Снова лязг замка.

Много ли мне известно? Не очень. Вся организация разбита на ячейки. Люди разных ячеек друг друга не знают.

Но там, во дворе, кроме Ярослава было еще несколько погибших. Не из нашей группы. Значит, предатель в штабе Среди двух или трех людей, державших все информационные нити.

Самое дрянное из того, что могло случиться.

Единственное, о чем не ведал штаб, — физики. С ними встречались только мы с Михалычем. И только мы знали про нуль-генератор. Прибор, помещавшийся в средних размеров чемоданчике, но способный на многое. Например, с десяти километров превратить в колебания вакуума бронированный «мерседес». Вместе с теми, кто окажется внутри.

Нам должны были передать опытный образец. Не успели.

Пожалуй, это единственная по-настоящему ценная информация, которая мне известна.

Последний десяток шагов. Дверь.

Огромный кабинет. И уже вечернее солнце за решетчатым окном. Мне оно показалось ослепительно ярким.

— Здравствуй! — улыбнулся СОКовец с забинтованной рукой. Тот самый. Теперь — не в штатском, а мундире полковника.

Взял меня за подбородок:

— Ну что, больше не будешь кусаться?

И ударил кулаком в живот.

Радужные блики заплясали перед глазами. Я согнулась, пытаясь восстановить дыхание.

Он повалил меня на пол и несколько раз «впечатал» тяжелым армейским ботинком.

— Перестаньте, Фатеев!

Пока я хватала ртом воздух, что-то изменилось. Кое-кто ещё появился в кабинете и оттянул полковника.

— Не позорьте свой мундир! — В голосе — металлические нотки.

Надо мной склонились, сняли «браслеты» и осторожно похлопали по щекам.

— Вам лучше?

Мне помогли встать и усадили в удобное кресло. Подниматься было больно — теперь-то этот гад точно сломал мне ребро.

Лишь приняв вертикальное положение, я оклемалась достаточно, чтобы разглядеть «спасителя».

Он в хорошо пошитом сером костюме. Немолод. Лет сорок пять. Но фигура стройная, почти атлетическая. Дубленая, загорелая кожа, короткий ежик черных как смоль волос. Лицо — скорее привлекательное. Взгляд — внимательный, цепкий. Взгляд, в котором чувствуется многолетний опыт.

— Прошу прощения за моего коллегу. Иногда он бывает грубым.

Фатеев отвернулся, отошел в дальний конец кабинета, извлек пачку «Мальборо». Брюнет хотя и не смотрел в его сторону, среагировал мгновенно:

— Пожалуйста, не курите здесь.

Фатеев что-то пробормотал под нос, но пачку спрятал. Ясно, кто подлинный хозяин в этом кабинете.

Он не спешил. Ждал, пока я окончательно приду в себя. Наконец посчитал, что я «созрела», и представился;

— Меня зовут Алан. А вас?..

Американец? Надо же, говорит практически без акцента. Конечно, он прекрасно знал, как меня зовут. Но спорить из-за таких мелочей не стоило.

— Татьяна Гольцова.

— Я сожалею, что наше знакомство происходит в не слишком приятной обстановке. — Алан улыбнулся, обнажив ровные белоснежные зубы.

Задумчиво повторил:

— Татьяна. Прекрасное русское имя. Классическое.

Сел в кресло и продекламировал:

— «Письмо Татьяны предо мною — его я свято берегу…»

Опять улыбнулся, еще более обворожительно. Думаю, он знал, что улыбка ему идет, и старался использовать ее как можно чаще.