…А Бранку он просто любит…
…А книжка со стихами деда — на столе…
…А кто-то говорит его голосом:
— Нет, Эрик, не уеду я никуда.
— Уедешь, — ровно ответил Йерикка. И Олег, вернувшись сам в себя, весело и зло предложил:
— Связать попробуешь? Давай. Меня свяжут, тебе — лечиться. Долго. Лучше уж вместе пойдем.
Йерикка отшатнулся, глаза ожили удивлением — и Олега хлестнула обида. УДИВИЛСЯ? ОН МОГ ДУМАТЬ, ЧТО ОЛЕГ ПОСТУПИТ ИНАЧЕ?!
— Уезжай, Олег, — почти прошептал Йерикка. — Хватит играть. Это не книжка. Это не басня. Это — не твоя планета.
Горло перехватило. Но голос — спокойный.
— Еще скажи, что и племя не мое.
Йерикка молчал. Нечего ему было сказать.
— Так, — добил его Олег. — Значит, все-таки мое? Ой, спасибо. И кто я тогда получаюсь, если сам уйду? Нет, ты не молчи, ты скажи, скажи!
— Исторг, — неохотно отвечает Йерикка.
— Или изверг, как у нас говорили, — усмехнулся Олег. — Хорошую ты мне кликуху хочешь навесить.
— Тебе нельзя, — умоляюще сказал Йерикка. — Да пойми же ты — тебе вдвойне нельзя! Мары только и ждут случая, чтоб тебя забрать — с наколкой, да с оружием мертвеца!..
…Ух, кайф! Класс, когда можно поорать вовсю!
— А ПОШЕЛ ТЫ СО СВОИМИ ИГРУШКАМИ!!! — рявкнул Олег так, что Йерикка открыл рот. И, переведя дух, продолжал: — Не пойду никуда. Только с вами, а с вами — хоть на Кощея, — а потом добавил впервые в жизни, без патетики, как должное: — Я русский, Эрик. Русский, а мы своих не бросаем.
Сказал — и слегка удивился этим странным киношным словам, дико прозвучавшим в его исполнении на исходе делового, деловитого XX века.
Или, может, не на исходе века, а в самый разгар Беды? И в этом было
все дело?
Олег не знал. Он просто сказал, что сказал. И — совсем успокоился. Йерикка. успокоился тоже. Лишь покачал головой и, вздохнув, улыбнулся:
— Что же, по крайней мере, мы все увидим кое-что необычное.
Он не объяснил, что. Но Йерикка с его юмором, на который наложило отпечаток долгое проживание на юге (тут, в горах, не знали такого выражения, а вот на Земле такой юмор назвали бы "черным") вполне мог иметь в виду под «необычным» просто Белую Девку.
Или, по-простому — Смерть.
…Тихо-тихо было вокруг, а старый князь все стоял неподвижно, пока Гоймир, немного повернув к нему голову, не сказал что-то. И тогда сильный, но хриплый голос старого вождя зазвучал над площадью:
— Вот скоро тридцать весен, как стал я над племенем. Вот и те по вас среди,
кто вживе помнят, как княжевали меня. Видит вся Верья мое слово — по чести старался я быть праведным князем. Ответьте, люди Рыси — сошло ли то у меня?
. Громкое "хвала!" прокатилось по толпе — и снова установилась тишина. Крук чуть склонил голову ~ он услышал то, на что надеялся.
— Не было от меня обиды никому ни словом, ни делом. Я — князь племени Рыси Крук! — глаза старика сверкнули. — Я — БЫЛ князем племени. Но слово наших законов есть: князь тот, за чьим шлемом на бой идут. И не быть князем тому, кто шлем снимет, родичей на битву услав. То ли наш закон? — на этот раз ответом ему было молчание, и князь подтвердил сам: — То и есть. Так вот оно: всей Верье в сведомцах быть, что отдаю я стяг племенной внуку моему, сыну сына старшего — Гоймиру. А внука своего, кровь свою — вот отдаю племени — и тому тоже да быть Верье в сведомцах!
Повернувшись, старик на вытянутых руках протянул выглаженное до стеклянного блеска, стиснутое бронзовыми и золотыми кольцами древко внуку. Гоймир сорвал плотный льняной чехол и — широко взмахнул стягом, с громом разворачивая сине-алое полотнище, на котором скалилась золотая голова рыси.
Это значило одно — племя выступает в поход. Развернутый боевой стяг в руках князя. Нового князя.
— То наш князь — по крови и закону Рода! — и старый Крук встал на колено перед внуком. Постоял несколько мгновений и, неожиданно легко поднявшись, вновь повернулся к людям: — Все уж прознали, на какое дело собрались мы тут. Наши боги не востребуют смерти за себя, не в радость им кровь младших братьев. Но каждый человек про себя может решить жизнь отдать за богов. За дома. За родичей. За всю Верью, за всех, бывших прежде — и всех, кто вослед грядет! Коли сошлись вы — так стало, решили умереть за племя. Умереть — неладное слово на бой для воина. Но и лжа до боя ни к чему. Будет вас малая сила против великой. Кому Среча объятья откроет, кому Несреча — не ведаю. Ведаю лишь — то сами вы избрали. Пусть так. Одно — помыслите напоследок. И коль кто сойдет на сторону — так пусть и станет. Не будет ему поношения — не под всякие плечи грузно, что вас дожидается. А что будет без срама думы переменившему — в том клянусь. Вот слово.
Читать дальше