Олег Верещагин Красный вереск

…-Вольг, оправо возьми!

Ах, да! Олег зашел шагов на пять от тропы. Казалось, идущую цепочку размывает ветер — то один, то другой вываливался из нее, забирал в сторону, проваливался в снег или падал на сколизи камней и льде. Гоймир по временам оборачивался и хрипло вскрикивал:

— Одно… ни единый… не помрет! Я… запрещаю… то!

И все удивились и не поверили, когда он вдруг выбросил руку вперед и выкрикнул:

— Пещера!

…Это было сильно сказано. На пещеру увиденное воеводой не тянуло — просто расщелина в скале, узкая и невысокая. Но ветер туда не задувал, и это оставалось главным.

Радоваться ни у кого сил не оставалось, выяснилось, что в расщелине «паркетом» (это Олег так определил) могут поместиться десять человек. Но это уже никого не интересовало и не смущало. Мальчишки поспешно побросали часть плащей на пол и легли — пятеро ногами к выходу, пятеро — головами между их

голов, ногами — вглубь расщелины. Остальные девятеро улеглись на товарищей сверху — и вся эта куча закрылась оставшимися плащами,

Трудновато в это поверить, но никто не шевельнулся, чтобы расположиться поудобнее. Меньше всего их сейчас волновало, что кто-то кому-то давит локтем на горло, что в живот уперлась рукоять пистолета, а чья-то чуня уперлась тебе между ног. Сил пошевелиться не оставалось, и обтекающая талой водой одежда не казалась неудобством.

Олег лежал между Йериккой и Рваном, голова его оказалась зажата головами Богдана и Холода. Сверху навалился Морок. Было душно, сыро, пахло мокрой тканью, по том, сырым металлом, коже и талой водой. Снаружи вовсю уже свистел, и ревел буран, по ногам немного тянуло. Дышать оказалось трудновато, вокруг тоже тяжело дышали остальные. И все-таки Олег чувствовал, как его с каждой секундой все больше и больше охватывает счастье — оттого, что он просто жив!

Он уже засыпал, покачивался на мягчайшей перине предсонной дремы, когда ему в щеку толкнулся горячий шепот Богдана:

— Во-ольг…

— Умм… — отозвался он. И пошевелился, насколько это было возможно, чтобы показать — не спит.

— Прости… Вольг?

— Ага. За что? — сонно спросил Олег, стараясь удерживать себя на грани сна и бодрствования, чтобы и говорить, и иметь возможность заснуть в любую секунду.

— Так ты ж… ты меня одно спас… — услышал Олег шепот младшего мальчишки — смущенный и растерянный какой-то.

— Когда? — вяло отозвался Олег. Он не соображал, о чем говорит Богдан, а задумываться было невыносимо лень.

— Ну… на тропе. Повис я на тебе, как мешок… — было СЛЫШНО, что молодому горцу стыдно. И Олег, вдруг проснувшись рывком, вспомнил прошлогодний поход и младшего мальчишку, свалившегося в болото. Олег вытащил его. Мальчишка был так напуган, что даже не плакал, когда Олег, сам перепуганный, тащил его на берег — и только прижимался к Олегу, глядя испуганными глазами на колышущуюся поверхность болотины. А может быть, он просто не понял, что мог погибнуть… и лишь потом его начала бить крупная дрожь, хотя он уже отогрелся и даже обсох возле с бешеной скоростью разведенного Олегом костра…

Землянин вдруг испытал короткий, но острый прилив нежности, забыв, что Богдан не так чтоб уж намного младше. Он повернул голову и тихо сказал:

— Ладно тебе. Давай спи.

Закинув руку за голову, он нашел ладонь Богдана и чуть сжал ее — на секунду ладонь окаменела, но потом расслабилась, и Богдан, вздохнув коротко, уткнулся носом в плечо Олега. Уже сонно сказал:

— Угу… благо… — и почти сразу задышал спокойно. Олег осторожно высвободил свою ладонь. Пробормотал:

— Защитник слабых, оскорбленных и униженных…

Стало смешно. Он провалился в сон раньше, чем перестал улыбаться…

…Они опали и не видели, что буран улегся, и теперь падал тихий, густой и сухой снег, кружившийся в синем воздухе. Он залетал и в расщелину, постепенно покрывая белым легким слоем плащи горцев, закостеневшие от дыхания. Стены расщелины подернулись тоненькой пленочкой льда — дыхание двух десятков спящих, пробиваясь сквозь ткань, превращалось в конденсат, оседавший на камне и замерзавший.

И в конце концов в тихом белом, царстве не осталось уже ничего, кроме красных скал, что нарушало бы общую картину мрачного и величественного покоя — покоя смерти. Казалось, горы затихли и погрузились в сон, загнав людей в убежище и вновь доказав свою силу. Немигающее Око Ночи в полном блеске сияло над снегами. Красным отсвечивало висящее у горизонта Солнце.

Смотрела с небес в расщелину звезда. Не взгляд — холодная и внимательная, как Смерть.