Василий Звягинцев - Хлопок одной ладонью

Старик опять усмехнулся.

— Я — директор музея. Вайсфельд Герман Артурович. Это — Светлана Петровна, заведующая архивно-библиографическим отделом.

— С автоматом «МП-38» фонды бережет? А вы еще и Вайсфельд. Из старых запасов ствол? От кого защищаетесь. От белых, от красных, от банды батьки Шпака или наследников Че Гевары?

— Разбираетесь? Вы какого года рождения?

— Пятидесятого. Тысяча девятьсот. Еще бы не разбираться…

— Ну да, ну да. Похоже. А к нам как попали?

Чай из стакана в серебряном подстаканнике был вполне ничего. Краснодарский, а то и индийский «со слоником». Да в горле у меня так пересохло, что и пустой кипяток пошел бы за милую душу.

— Курить можно?

— Курите, и нас со Светой угостите.

Протянул им почти полную пачку «Кэмела» из пароходных запасов. В Крыму я обычно курил отборные турецкие папиросы, а на «Валгалле», вспоминая молодость, баловался американскими сигаретами.

— Из спецбуфета? — со знанием дела спросил Вайсфельд, затягиваясь с жадностью давно не курившего человека.

— Вроде того.

Я никак не мог сообразить, как выгоднее всего держаться и какую легенду излагать.

Судя по тому, как отреагировал директор на мой возраст, место работы, сорт сигарет — здесь что-то около восемьдесят седьмого — девяностого. Канун событий девяносто первого, о которых я так и не успел ничего узнать, потеряв в схватке с грабителями драгоценную пачку газет.

И вдруг, с таким запозданием, я подумал, а не было ли то нападение организовано отнюдь не для того, чтобы отнять у меня кожанку и изнасиловать Ирину в темной подворотне, а именно — не позволить переправить в другое время материальный носитель информации. То, что я успел просмотреть несколько заголовков, сочтено было несущественным, а вот пара сотен печатных страниц, да еще и с фотографиями — парадокс. А если бы Ирина в ресторане не помешала, и я прочел их целиком — выпустили бы нас из девяносто первого, или удар нунчаками по затылку достиг бы цели?

— Ну а к нам как попали? Прямо во двор музея? Чтобы вы стену перелезали, ребята не заметили. Но допустим. Узнали о наших безобразиях и приехали материал собирать? Откуда? Из Москвы? А она вообще еще существует, Москва-то, и хоть что-нибудь за окраиной нашего города?

— Какого города?

— А вот не скажу пока, — хитро сощурился Вайсфельд. — Раз вы утверждаете, что не знаете. Сам не знаю почему, но… И вообще, как это в книжках пишут: «Вопросы здесь задаю я!» — и дробно рассмеялся. Смех у него действительно был старческий.

— Ничего я вам дельного не скажу. Потому что сам ничего не понимаю. Сидели мы с друзьями в комнате, выпивали понемногу, о пустяках болтали. Потом один любитель эзотерики начал насчет астрала, эфирных и тонких сущностей человека распространяться и какую-то мантру или сутру произнес. Меня как схватило, закрутило, встряхнуло, понесло… Только ваши охранники в чувство привели…

Не верите? Так внимательней присмотритесь: в таком виде на разведку ходят или просто в командировки ездят? У меня же с собой вообще ничего. Еще спасибо, я привычки не имею сигареты на стол выкладывать, в нагрудном кармане держу, а то бы вообще труба… Да и то, на троих нам едва до вечера хватит, а потом?

— Ничего, «Беломором», «Примой» и махоркой я вас обеспечу. С другим, извините, временные трудности [5] Официальное в советское время объяснение отсутствия в открытой продаже каких-либо товаров. При том, что на базах, в спецбуфетах и т. д. то же самое обычно имелось. . Но если вы не шпион, не вражеский агент, отчего вы так нечеловечески спокойны? Я что, думаете, не представляю реакцию нормального человека, с которым случилось бы то, что якобы с вами?

— Профессиональное свойство, если хотите. Бывал я и в плену у никарагуанских «контрас», у «охотников за головами» гостил, с вертолетом в тундре падал. Со шпаной в московских переулках дрался несчетно. Привык, наверное…

— Это хорошо. Вы нам, наверное, пригодитесь. В оружии разбираетесь? Вон у меня «Максим» почти новый стоит, наладить можете?

— Да не вопрос. Но до тех пор, пока вы мне не расскажете, в чем дело и где я, — ничего не будет.

— Договорились. Так в каком году вы занялись вашими медитациями?

Никакой другой год, кроме своего последнего нормального, восемьдесят четвертого, называть смысла не было. Так я и сказал.

— В любом другом случае я бы вам не поверил. А сейчас поверю чему угодно. До прошлого воскресенья у нас был восемьдесят восьмой. Октябрь месяц. Какой теперь — не знает никто. Радио, телевидение, телефон не работают. Самолеты, может, и летают, но не у нас. Поездов, по слухам, тоже пятый день не приходило. Один наш сотрудник на своей машине рискнул отправиться на разведку, хотя бы до соседней узловой станции, но не вернулся до сих пор.