Антон Орлов: Убийца наваждений

Она с ликующим возгласом бросилась к жертвам, но не добежала. Ноги подкосились, и под медленную, дремотную, уносящую в затуманенные просторы сонного океана мелодию она опустилась на землю. Флейта Смеющегося Ловца способна зачаровать не только любого из смертных, но даже наваждение.

– Спасибо, Клесто… – прошептал Темре непослушными губами.

Не спать. Это его единственный шанс. Сейчас он сильнее Демеи, потому что он человек и у него есть воля, а у морочанки – только импульсы, управляющие ее поступками. Она сопротивляться не может, а он сможет – Клесто наверняка все учел и оставил ему лазейку.

Убийца отчаянным усилием напряг мускулы, которые так и норовили растечься в кисель, и отпихнул в чавкнувшую грязь обломок жернова. Потом, стараясь двигаться осторожно, выполз из-под Джаверьены. Повернул ей голову набок: если перебит позвоночник, укладывать на спину нельзя, но надо позаботиться, чтобы она не захлебнулась, уткнувшись лицом в слякоть. Хорошо, что флейта ее усыпила – ей не больно.

Найдя валявшийся рядом нож, он разрезал веревочную петлю, а потом развернулся к Демее: та шевелилась как сонная муха и тоже пыталась нащупать оброненное оружие.

Пора. Сумерки прошили две серебристых иглы.

Холодные белесые глаза морочанки подернулись сонной поволокой, но все же она сознания не потеряла: боль Джаверьены и вырвавшийся у Темре всплеск эмоций пошли ей на пользу.

Все равно он сильнее. Борясь с дремотным оцепенением, убийца дожидался, когда перстень накопит заряд. Лишь бы Птичьему Пастуху не надоело играть.

Акробатка пыталась до него добраться, и они ползали по грязной прогалине, словно две враждующие снулые змеи в террариуме. Наконец обессилевшая морочанка затихла, и ему оставалось только считать секунды, а потом посылать в цель иглы. И еще бороться со сном. Прошла вечность, и небо почти совсем потемнело, прежде чем Демея начала мерцать «здесь – не здесь». После этого потребовалось еще несколько пар развоплощающих зарядов, чтобы она исчезла.

На том месте, где она лежала, остались в слякотном месиве ямка в человеческий рост и в придачу несколько женских тряпок, нож, какие-то мелкие вещицы – все эти предметы принадлежали материальному миру.

Волшебная музыка смолкла, магия Клесто развеялась. Стряхнув последние клочья манящей дремоты, Темре присел около Джаверьены, включил фонарик, который чудом не потерялся.

Непонятно, жива или нет. Кажется, есть слабое дыхание, на губах пузырится кровь. Треклятый жернов должен был раздробить позвоночный столб и вмять хрустнувшие ребра в грудную клетку. Если бы не она, Демея ушла бы, и неизвестно, сколько бы еще всякого натворила.

Девчонка спасла ему жизнь и заодно дала возможность разделаться с мороком. Он был благодарен и ей, и Дождевому Королю, но в то же время чувства хуже и горше, чем сейчас, никогда еще не испытывал.

Укрыл ее своей курткой. Не было и речи о том, чтобы нести раненую в таком состоянии на руках – это ее прикончит, но здесь Джаверьену тоже нельзя оставлять без присмотра: в окрестностях бродят одичалые собаки и чекляны.

Это затруднение неожиданно разрешилось: послышались шаги, затрещала скляса, метнулся наискось луч электрического света, и на прогалину выбрался из кустарника Саглари, коллега Темре из Гильдии – с ног до головы грязный, даже на белеющей в поздних сумерках маске темнели пятнышки.

– Где морок? – спросил он первым делом.

– Готов.

– А это кто?

– Пострадавшая. Позови сюда медиков с носилками, а я с ней побуду.

Перед тем как отправиться за помощью, Саглари добавил:

– Что-то непонятное здесь творится. Вроде была музыка, меня вырубило, и я сколько-то времени валялся. Ты тоже?

– Это уже закончилось. Потом расскажу, в чем дело.

Гильдеец ушел, а Темре остался сидеть около девушки. Если бы мог, поделился бы с ней и своей жизненной силой, и своей удачей, лишь бы она поправилась. Но в то же время он никогда бы не смог полюбить Джаверьену. Попросту не захотел бы ее, если называть вещи своими именами.

Возможно, Кайри потому и выглядела такой сердитой после разговора с ней, что понимала всю безнадежность ее увлечения. Бывают ситуации, когда никто не виноват, но всем очень плохо, и ничего не поделаешь.

Над так и не взорванной трубой замаячило, просвечивая сквозь дымную поволоку и рваные тучи, желтоватое лунное пятно. Скляса тихо шелестела, покачивая гроздями стеклянистых ягод, и такой же тихий голос произнес за спиной у Темре: