Федор Березин: Война 2030. Атака Скалистых гор

— Издеваетесь, майор? — Герман все еще кипит, а организм гонит по крови повышенные порции адреналина, так что ему покуда не до сравнения ощущений.

— Почему — сразу издеваюсь? Я провожу демонстрацию и проверку снаряжения нового вида, только и всего.

— Только и всего?!

— Конечно, Герман. И все-таки как ощущения? Видишь ли, в ТТХ утверждается, что этот новый «панцирь» прочнее тех, что вы использовали ранее, не просто в разы, а в десятки раз. Потому и интересуюсь. Ты что-нибудь почувствовал? Давай, снимай. Поищем синяки, ссадины.

— Ну, Епифаныч, у вас и шуточки! — ворчит Герман. — Точно решили занять мою штатную должность. Травмируете командира отряда перед важнейшим заданием.

— И тем не менее, лейтенант Минаков, мне все же не ясно, как восприняты пулевые попадания вашей доблестной плотью?

— Нет, правда, требуются показания? Или вы все шутите?

— Какие шутки могут быть с настоящим патронташем, а? Я ведь не холостыми стрелял. Калибр девять миллиметров, скорость пули на столь плотном расстоянии, как положено, четыреста пятнадцать метров в секунду. Правильно? Вот и покажи синяки.

— Да, не чувствую я вроде.

— Тем не менее поглядеть надобно. Разоблачайся, товарищ аэромобильник.

В процессе осмотра подвергнутого экзекуции тела, они продолжили дискуссию.

— Вот видишь, действительно ничего нет, Герман Всеволодович, — совсем без удивления констатируют Драченко. — Знаешь, утверждается, что этот сверхлегкий панцирь способен устоять при попадании снаряда.

— Снаряда?! Ну, это уж…

— Понятное дело, энергия отдачи киданет человека-мишень так, что костей уже не соберешь, — спокойно поясняет Епифаныч, — однако сам «панцирь» будет цел, невредим. Такие дела.

— Да ну, не может того быть, Потап…

— Я рассказываю то, что мне самому довели. И речь, к сожалению, идет не о какой-нибудь кумулятивной сложности, или там о бронебойной дуре, калибром «сто двадцать» или даже «сто». Но все же тут совершенно новые технологии. Думаешь, куда девается энергия ударов при попадании пуль и прочего?

— Как, «куда»? Отражается, разумеется, — теряется Герман.

— Да отражается, но о том разговор особый. А уходит она за счет послойного испарения. Этот материал называется «тысячеслойка». На самом деле слоев там — миллион, может и десять миллионов, точно не скажу.

— Стоп, Потап Епифанович! — соображает Герман. — То есть «панцирь» становится тоньше и тоньше при каждом новом попадании?

— Да, что-то вроде этого. Но слоев миллионы, так что ничего страшного.

— Ну конечно, совсем ничего?

— Ладно, Герман, не нуди. Знаешь, из чего вся эта штука, все эти слои?

— Вот еще, Епифаныч. Я что же, по-вашему, «химическое» заканчивал?

— Понятное дело, нет. Ты обыкновенный тупой аэромобильник — все в курсе.

— Оскорбляете подчиненных за так? Нехорошо!

— Туг ты стал на простые солдатские шутки, Герман Всеволодович. Ну да ладно, издержки долгого нахождения в некогда очень цивилизованной стране.

— Да, наверное, есть маленько. Все равно, вы когда шутите — предупреждайте. И значит, из чего же сие непробиваемое чудо состоит?

— Представь себе, из углерода.

— Ага, значит, опять матушка-нефть. Вообще-то вроде бы не броня.

— Это так званые суперфуллерены, — с умным лицом толкует Драченко.

— Очень красиво звучит, — кивает Герман. — И с чем же это едят?

— Вижу, сами шутить умеем, — констатирует майор. — Это уже хорошо.

— Ну, мне до ваших острот с девятимиллиметровым калибром еще расти и расти.

— И это правильно, лейтенант, — запросто соглашается Потап Епифанович. — Так вот, это самое звучное словечко значит, что материал «соткан» из специальных полых изнутри молекул. Стой, Герман, без перебивки! Он потому и такой до невероятности легкий. Не знаю, сколько там, сотня или больше углеродных атомов выстраивают такие ячейки с пустотой посередине. Так что это чудо, по большому счету, вроде бы состоит из ничего. Весело, правда? В общем, когда-нибудь — хотя может тепереча и никогда — из таких панцирей будут делать звездолеты. И знаешь, почему? Потому что эта структура не рассыплется, даже если ее садануть об стену с первой космической скоростью. А может, и со второй.

— В смысле, эти будущие звездолеты будут, так сказать, без тормозов? То есть можно приземляться сразу и без парашютов?

— Ну, что взять с благовещенского аэромобильника, а? Ты случайно там, на Амуре, с китайского вертолета не сваливался, с относительно приличной высоты?