Владимир Контровский - Ракетоносцы. Адское пламя

Коррида закончилась смертью быка…

04 апреля 1944 года, вторая половина дня

…Морской берсальер Винченцо Бенедетти выплюнул песок, хрустевший на зубах, и помотал головой, прогоняя звон в ушах, поселившийся там после близкого разрыва снаряда. Ощущение было таким, как будто по голове бравому берсальеру от души ударили поленом (был у Винченцо в молодости случай, когда его дебелая соседка, которой приглянулся юный красавчик Винчи, затащила его на сеновал; и всё бы ничего, но в разгар любовных утех в сарае появился муж любвеобильной синьоры и, не утруждаясь определением степени вины обоих прелюбодеев, приласкал парня первым попавшимся под руку подходящим предметом – суковатым поленом, – надолго отбив у него охоту шастать по чужим постелям).

Над берегом простонал второй снаряд и лопнул, подняв целую тучу песка (слава богу, этот упал подальше, чем первый). Господи, подумал солдат, на пляже хорошо лежать лицом к солнцу, да чтобы рядом лежала симпатичная девушка, а не так, мордой вниз, глотая песок и слушая грохот разрывов. И зачем мне эта война? На кой мне этот остров в Карибском море – мне хватит и родного Капри в море Средиземном, где погода ничуть не хуже, и море такое же тёплое и ласковое, и к тому же без акул. Пуэрто-Рико нужен дуче? Вот пускай сам дуче за него и воюет, а ему, Винченцо Бенедетти, война уже проела всё нутро, до самых печёнок (и даже глубже). Выйти бы живым из этой передряги – пропади они пропадом и наградные деньги, и всё остальное, обещанное солдатам экспедиционного корпуса перед отправкой на Антилы. Нет уж, в следующий раз, если дуче понадобится Гаити или, например, Куба, пусть эти острова добывает для дуче кто-нибудь другой, а с него, Винченцо Бенедетти, хватит: он поедет домой, проводить заслуженный отпуск в кругу семьи.

Звон в ушах не проходил. Он только сменил тембр: сделался каким-то басовитым, и к нему примешался железный лязг. По земле прошла дрожь; недоумевая, Винченцо поднял голову и обмер: на них шли танки, в которых он узнал (видел на картинках, что показывали солдатам господа офицеры) американские «шерманы».

Стальные чудища выламывались из зарослей мастодонтами, круша всё на своём пути. Морскому берсальеру Винченцо Бенедетти резко поплохело: он отчётливо себе представил, как лязгающие гусеницы размазывают его тело по пляжу в кровавую грязь, перемешанную с песком. Что делать, лихорадочно думал солдат, тиская бесполезную винтовку. Бежать? А куда? До ближайшего маленького городка (как он там называется – Гуаянилья?) далеко (да и там не спрячешься, в городке американцы), а позади море и горящие корабли. Успели выгрузить на берег противотанковую артиллерию до того, как появились эти проклятые янки и устроили тарарам? Что делать? И где хоть кто-нибудь из офицеров? О, мамма миа…

Танки шли, и дрожала земля под их тяжкой поступью, и бедному Винченцо Бенедетти оставалось только молиться о спасении своей грешной души – у берсальеров первой волны десанта не было даже противотанковых гранат, потому что кто-то из штабных рассудил, что танкам на островах не место, а тяжёлые гранаты только стеснят движения солдат, и без того нагруженных оружием и боеприпасами как вьючные мулы. И господь, как ни странно, внял.

Небо затряслось и осыпалось, словно это был не свод небесный, а потолок, с которого опадает старая штукатурка, только почему-то обладающая способностью взрываться.

На берег с рёвом рухнули снаряды, прилетевшие с моря. Но рвались они не на пляже, где залегли десантники, а среди лязгающей ползучей брони, выкатившейся из мангровых зарослей. И на глазах ошеломлённого морского берсальера по имени Винченцо Бенедетти идущий прямо на него и плюющийся огнём танк (до него было метров пятьсот) выбросил вдруг сноп жёлтого пламени, сменившийся жирным тягучим дымом.

Господь всемогущий был не при чём – кто-то из офицеров, командовавших десантом, сумел связаться с морским командованием и сообщить, что славным морским берсальерам дуче грозит опасность быть сброшенными в море, где они и захлебнутся как слепые котята. И флот Кампиони, только-только переведший дух после яростного боя с американскими кораблями, развернул орудия в сторону берега.

Горящие «шерманы»

Танки горели, горели радостно и весело. Разрывы пятнадцатидюймовых снарядов переворачивали тяжёлые машины, срывали с них башни, сдёргивали гусеницы. И спешили вслед за ревущими линкоровскими гостинцами пяти– и шестидюймовые снаряды эсминцев и крейсеров, менее мощные, но более точные и смертоносные: подойдя к берегу, «кондотиери» и «солдати» били прямой наводкой, выцеливая «шерманы» через превосходную немецкую оптику.