Сергей Климовцев: Кровь аистов

Летом того же года я начал работать в Зоне.

Лето и осень прошли в борьбе за выживание. Перед нами стояла задача: в кратчайшие сроки создать условия для работы и жизни научного лагеря, а было нас всего двенадцать человек, не считая охраны и интендантской службы. Так что вкалывать приходилось по пятнадцать часов в сутки, без выходных и праздников. Все до одного уже прошли через Зону, а на должность начальника службы безопасности лагеря назначили Семена Гроху – того офицера, что возглавлял охрану нашей первой экспедиции. Только теперь он уже был не майор, а подполковник – повысили. При встрече мы обнялись, как старые друзья, и остались ими навсегда.

Мы, как пионеры на новых землях, открывали старый мир заново, но уже в ином качестве. Теперь земля эта стала смертельно опасной и оттого еще более живописной. Летнее солнце томило зноем тучную природу. Мы засыпали и просыпались в своих палатках посреди цветущей степи, напоенной ароматами сладко-горьких трав. Днем в лесах заливались певчие птицы, а по ночам нас будило громкое стрекотание цикад. А потом пришла осень, и такого буйства золота я в своей жизни еще не видел. Чернобыль не жаловался на Зону – ему было хорошо с ней, и единственный, кто оказался здесь лишним, был человек.

В середине октября мы смогли принять пополнение. Вертолеты долго и осторожно снижались по вертикали, а когда шасси их коснулись земли, с бортов сошли полсотни новобранцев. Своего будущего подчиненного я узнал сразу – он выделялся на общем фоне. Среди лопоухих выпускников вузов и изрядно оплывших научных сотрудников высокий широкоплечий парень двадцати пяти лет с волевым лицом и умными серыми глазами выглядел самой подходящей кандидатурой. Пять лет университета по специальности биохимия с перерывом в два года на службу в армии; по окончании – год по контракту в химических войсках. Звали его Мельниченко Андрей Викторович. Во второй половине дня, после инструктажа по безопасности, мой подопечный разыскал меня сам.

– Андрей, – представился он, протянув ладонь для рукопожатия. – Я к вам.

Мы разговорились, и он мне понравился: неглупый, не гнилой, с характером и принципами. Другой тут и не приживется.

Андрей с ходу включился в работу, и проблем с адаптацией у него не возникло, чего нельзя сказать о других: треть новичков покинула Зону уже на следующее утро. Парень весь день с интересом изучал мои материалы. Их накопилось немного – вместо исследований большую часть времени приходилось тратить на организационные вопросы, а ведь перед нами были совершенно новые формы жизни: бактерии, простейшие, плесневые грибы и даже образцы неизвестного растения. За ужином я понял, что мы поладим: он по наитию пришел к тем же выводам, что и я на основании своих исследований.

– Вам не приходило в голову, что все это смахивает на какую-то эволюцию в авральном режиме? – осторожно поинтересовался Андрей.

Я вскинул на него заинтересованный взгляд:

– Почему ты так решил?

Он пожал плечами:

– Образцы воды доставляют из разных мест. Эта «псевдоамеба», как вы ее назвали, живет в изолированных водоемах за десятки километров друг от друга – на случайную мутацию не похоже. – Он с удовольствием доел гречневую кашу с мясом и яичницей и отодвинул пустую миску. – Организмы явно эволюционируют. Вопрос: откуда они взялись? Три года назад я здесь практику от универа проходил – ничего даже и близко похожего не было. – Он замолчал, обдумывая свои слова. – Какие-то они… чересчур агрессивные. Плесень, к примеру: у нее бывают токсичные метаболиты, но эта, красная, – ведь чистый цианид. Вот я и думаю: что же будет на следующей эволюционной ступени?

Он подтвердил мои худшие опасения. Через три дня Мельниченко подписал контракт, и с ним еще восемь человек из пятидесяти дали согласие здесь работать. Нашего полку прибыло.

До конца октября вся научная группа работала на электромагнитный отдел: передвигаться по Зоне, бросая камушки, мы уже не могли: нужны были средства для распознавания аномалий. Физикам поставили задачу в кратчайшие сроки создать экспериментальный образец детектора, и все отделы им помогали, рыская по полям в поисках аномалий и снимая показания с приборов.

Вскоре у нас появился первый детектор. Весу в нем было килограммов шесть, и это совсем не то что современные модели, определяющие даже наличие артефактов в аномалиях. Но этот первый «динозавр» спас немало жизней.