Игорь Недозор - Трилогия - Плацдарм, Гарнизон, Контрудар

Взглянул на часы - отличные «Командирские» - подарок отца по случаю окончания училища и получения первого офицерского звания.

- Алексеич, а ведь сегодня девятнадцатое мая, и у моей дочки день рождения. Представляешь, Катьке уже семь лет! - удивляясь собственной забывчивости, обратился он к своему спутнику.

- Поздравляю! Что же ты раньше ничего не сказал, командир? - прапорщик Непийвода с чувством пожал руку и осуждающе взглянул на Боброва.

- Да как-то закрутился…

- «Закрутился», - передразнил его прапор. - Такие вещи нельзя забывать! Мы здесь живем как одна семья. Радость для одного - радость для всех… Эх ты!

Старлей виновато отвернулся. И что его дернуло за язык похвастаться? Сидел бы себе молча и не получил бы от старшины нагоняя.

- А представляешь, как там, в Союзе? Твои небось сейчас празднуют вовсю.

- Представляю. - Глеб надвинул фуражку на самые глаза. - Обидно, конечно, что меня сейчас с ними нет…

Он вдруг вспомнил то, как незадолго перед отправкой в Аргуэрлайл прощался с семьей, как брал свою годовалую Катюшку на руки, замирая оттого, что она обнимала его шею своими ручонками и трепетно прижималась всем тельцем. Дочкины волосы щекотали лицо, а запах у них был такой родной-родной и такой сладкий…

- Не переживай! Может быть, еще увидишь родных… - Алексеич по-дружески положил руку ему на плечо, чтобы хоть как-то приободрить товарища.

Давно уже в гарнизоне жесткие уставные требования не то что были забыты, но смягчились.

Некоторое время ехали молча, думая каждый о своем. Колонна постепенно замедляла движение и наконец остановилась. Из проема командирского люка их БТР показалась рука с танкистским шлемофоном.

- Товарищ Бобров, послушайте! - раздался глухой голос откуда-то снизу. - По радио такой гвалт стоит! Разведчики на дороге какой-то сюрприз обнаружили. Теперь, наверное, будем долго стоять, пока они его не обезвредят.

Глеб нехотя надел шлемофон. Недовольно поморщился.

- И черт бы побрал снабженцев, - проворчал. - Нет, чтобы порядочную гарнитуру передать в дивизион. На дворе жара стоит под пятьдесят градусов, а я вынужден сидеть в этой дурацкой шапке!

Через некоторое время он снял шлемофон. Посмотрел на прапора.

- Похоже, что мы действительно застряли надолго. Кто-то вырыл на дороге а-агромадную яму и так аккуратно прикрыл досками, а сверху насыпал щебня и пыли.

- Черт, это что же получается, - озаботился Владимир Алексеевич, - ловушку на нас ставили, на «броники»?! Совсем местные обнаглели!

- Добро, что маги заподозрили что-то неладное и вовремя остановились, чтобы прощупать все хорошенько. Иначе наехала бы бээмпэшка на этот сюрприз, и пиши пропало - не вытащить было бы. То-то радости здешним папуасам - одного металла-то сколько! А слава какая - стальную черепаху прибили! Потом песни сто лет пели бы!

Постоянное чувство опасности и бытовые неудобства жизни в условиях войны постепенно становились незаметными, или к ним уже привыкли до такой степени, что они стали восприниматься как что-то само собой разумеющееся.

Ко всему привыкает человек.

Даже щетина, покрывшая щеки и причинявшая массу неудобств, особенно в первые дни и ночи их нахождения в горах, перестала уже раздражать, впрочем, как и отсутствие возможности почистить зубы или хотя бы умыться.

Желание хорошенько вымыться и побриться превратилось в мечту по двум простым причинам: во-первых, было мало воды, а во-вторых, очень не радовала перспектива подхватить какую-нибудь заразу на лицо. Поэтому приходилось терпеть.

Непийвода все реже и реже скреб ногтями свой подбородок, лишая товарищей возможности лишний раз посмеяться над собой. Видать, и ему уже перестала досаждать бурая поросль, обильно покрывавшая физиономию. А жаль - это у него получалось как-то по-собачьи, и без улыбки смотреть на подобное было просто невозможно.

- Привал! - скомандовал Бобров. - Готовсь к приему пищи!

Сухой паек тоже приелся, и традиционные коллективные трапезы стали восприниматься не как завтрак или ужин, а как необходимая процедура под названием «прием пищи» или «прием еды» и лишний повод пообщаться между собой.

Днем стояла такая страшная жара, что, казалось, вся жизнь замирала.

Бойцы во главе с командиром БТР проголодались и теперь колдовали над таганцом, под которым пытались разжечь огонь из притороченных к броне полешек. Пламя не хотело разгораться, пока в костерок не плеснули пару ложек пахучего «автоконьяка» - жуткой смеси из спирта, скипидара, конопляного и подсолнечного масла, перетопленного сала с парой магических присадок - на которой ездили машины землян. Только после этого костер разгорелся, и в почерневшем от копоти котелке закипела похлебка.