Марк Гаскойн: Тёмный Империум

Де Хаан запел «Марцио Терциус» чистым, сильным голосом и застрелил ближайшего скорпиона в спину. Трайка захохотал и рубанул другого, но это привлекло внимание скорпиона в тяжёлых замысловатых доспехах экзарха. Он скользнул вперёд и, затейливым движением крутанув многохвостый кристаллический кистень, нанёс Трайке сокрушительный удар сзади по плечам. Трайка ошеломлённо замер, и второй удар с такой силой проломил ему шлем, что во все стороны брызнули осколки керамита. Де Хаан проревел боевой клич-проклятие, и навершие его крозиуса превратилось в змею, которая принялась шипеть и делать жалящие выпады. Сделав два коротких шага вперёд, он резко нырнул, сделал обманное движение и выбил кистень из рук твари. Отскочив назад, скорпион попал в поле зрения Мира, и его, тут же изрешечённого снарядами, поглотила плазма. Но к тому времени, когда Де Хаан убил последнего скорпиона, зал уже снова кишел эльдар. Мир и Нессун были вынуждены отступить, ливень гранат и шелестящей паутины нитей отрезал их от Де Хаана, и тут выстрел деформирующего орудия обрушил потолок, впустив всю ярость небес.

И хотя Де Хаан всё ещё сражался, снова и снова стреляя и нанося удары, в глубине его души поднимался стон. Гнетущие, сводящие с ума мысли чужаков, словно нити паутины в темноте, касались его разума. Верхним краем зрения он улавливал пляшущие тени носившихся над ним кругами в небе реактивных гравициклов и «випер». Воздух вокруг него кипел от сюрикенов и энергетических разрядов. Де Хаан бил направо и налево, но эльдар просто испарялись с его пути. Это было всё равно что ловить руками дым: удары крозиуса лишь высекали фонтаны раскалённых осколков из древних камней. И когда зал вновь опустел и утихла стрельба, ярость Де Хаана взяла верх над выдержкой, и он издал долгий нечеловеческий рёв.

Не было слышно ни голосов, ни даже стонов его спутников. Оглядываться не было смысла. Де Хаан и так знал, что в последней атаке полегли все. Мир и Нессун были мертвы, а сзади он уже слышал грохот падающих камней — его цитадель начала рушиться. «Молитва жертвоприношения» и «Марцио Квартус» не шли из онемевших губ, и он кивнул сам себе. С чего бы его ритуалам не разлететься в пыль вместе со всем остальным? Звезда Хаоса, вставленная в его розариус, стала тусклой и мёртвой. Он тупо посмотрел на неё, и в этот момент почувствовал, как что-то дёргает его разум.

Словно электрическое покалывание или далёкий стрёкот сверчков. Словно ощущение в воздухе перед грозой или далёкий гул боевых машин. Изменённый варпом мозг Де Хаана гудел отзвуками какой-то силы неподалёку. Он вспомнил, как Нессун упоминал о рисунке, который оставляет разум ясновидцев, когда они собираются вместе.

«Ты увидишь…»

Внезапно сорвавшись с места, он побежал. Никаких криков, лишь низкий стон в горле и путаница яростных эмоций, которые он не смог бы назвать, даже если бы попытался. Кровь тонкой струйкой стекала с губ, крозиус гудел и потрескивал. Ворота собора висели, словно сломанные крылья. Пригнувшись, он проскочил под ними и замер на широких чёрных ступенях своей умирающей крепости.

«…сердце Варанты…»

Крозиус внезапно смолк, и Де Хаан взглянул на него в замешательстве. Навершие приняло форму человеческого лица: рот широко раскрыт, глаза распахнуты. Де Хаан узнал собственное лицо, ещё из тех времен, когда оно не было навсегда запечатано под шлемом.

«ПОВЕРНИСЬ, ДЕ ХААН. ПОВЕРНИСЬ И ВЗГЛЯНИ НА МЕНЯ.»

Он услышал не ушами — голос словно резонировал через воздух в костях и мозгу. Голос был размеренным, почти угрюмым, но его незатейливая сила едва не бросила Де Хаана на колени. Медленно он поднял голову.

«…и всё будет кончено.»

Огромная фигура, ростом более чем вдвое выше Де Хаана, неподвижно стояла с копьём в руке. Затем она шагнула вперёд, выходя из окутывающего её дыма на середину площади. Де Хаан следил, как с её рук, пачкая серые камни, падают на землю капли крови. Фигура стояла и разглядывала его, и в раскалённых добела провалах её зловещих глазниц не было ни ожидаемой ярости, ни бешенства, а лишь задумчивое терпение, которое пугало ещё больше.

Он шагнул вперёд. Вся ярость его угасла, словно задутая свеча — осталась лишь мучительная безысходность, вытеснившая из разума всё остальное. Он подумал, как же давно ясновидцы Варанты поняли, что он охотится за ними? Как давно они начали взращивать его ненависть? Как давно они начали строить для него эту ловушку? И ещё он подумал, а не смеялась ли сейчас над ним в своём камне души та ясновидица, чьё пророчество он так стремился исполнить?