Александр Лидин - Непрощенный

Он сделал резкий выпад, метя в руку, сжимающую нож, но Мехмед, похоже, ожидал этого. Правая рука ушла под левую, и Артем чудом избежал ловушки, в которую попал секунду назад — Мехмед подбил его руку снизу и попытался отбросить через верх. Левая рука, искромсанная до кости, почти не слушалась. Ногами работать пока нельзя — это спровоцирует низкую посадку…

В этот момент противник тоже сменил тактику. Движение его ножа стало более свободным — казалось, он копировал «ленивую восьмерку». Пара резов справа налево… и второй ушел в отмашку.

Удар лезвия по лезвию отозвался во всем теле. Нож вылетел из руки Артема, а в следующий миг в глазах потемнело от боли: лезвие рассекло суставы пальцев. Идиот… Знает же этот прием — выбивать нож обратным ударом, от мизинца, чтобы он вылетел через большой палец!

Обезоруженный охотник мгновенно превращается в дичь. Вот только дичь в данной ситуации кровно заинтересована в том, чтобы охотник не бросил ее преследовать.

Для решения проблемы у него не так-то много: одна рука, потому что вторая не годится даже для того, чтобы служить защитой.

Хотя почему только рука?..

Первый же пинок по голени оказался весьма результативным. Мехмед охнул, и при свете «огненных завес» Артем увидел, как его лицо исказилось.

Ну что, железный дровосек, сладко пришлось? Похоже, защита, спасающая от ножевых ранений, не была рассчитана на обычные удары и не смягчала их, а наоборот, усиливала. Второй раз Артему повезло меньше: длинная «юбка» маскировала движения ног террориста. Что поделать, два раза и снаряд в одну воронку не падает. Однако эффект получился весьма неожиданный.

Противник разозлился.

Артем даже не понял это — почувствовал, словно какая-то полуотделенная часть его собственного «я» впала в ярость. Противника надо чувствовать: только почувствовав его, начинаешь не предугадывать, а предчувствовать его маневры, и это единственный способ выиграть и выжить, потому что на угадайки времени у тебя нет.

— Кус умак ! [38] Грубое арабское ругательство.

Первый выпад был направлен в горло, и Артем почти купился на эту уловку. Только по крену корпуса он понял, что тот убрал правую ногу «пробуксовкой» — обозначил шаг и тут же убрал ее, чтобы избежать нового пинка. Лезвие ножа описало полумесяц и пошло вниз. Во внутреннюю поверхность бедра, чтобы пробить артерию, или в коленную чашечку, или вообще в голень, не защищенную высоким ботинком — это было уже неважно. Артем сделал движение, словно хотел снова пнуть противника, но в последний момент придержал удар и коротко хлестнул вверх.

Лезвие, скользнув по кости, ожгло раскаленным железом, и боль разлилась по телу, как огонь по луже бензина. Сгорая, задыхаясь, на самом излете бесконечного мгновения агонии, он почти не осознавал, что падает… пока не почувствовал прикосновение металлической ткани к своей коже. Прикосновение холодное, как машинный код.

Он не осознавал, что его противник потерял равновесие первым и упал на четвереньки. Не осознавал, что навалился грудью на спину Мехмеду и поймал его шею в захват, и оба они завалились на бок. Не чувствовал, как подбородок террориста упирается ему в изгиб локтя, и как тот бьется, пытаясь вырваться, не слышал, как вопли переходят в хрип, когда его запястье передавило маленькому арабу сонную артерию. Он понимал только одно: не отпускать. Не отпускать ни в коем случае.

Потом руки внезапно стали непослушными. Стройные огненные колонны разом накренились, и между ними затанцевали огненные шары.

И тогда в бархатной тьме, точно диафрагма фотоаппарата, раскрылось круглое белое окно, и из него вышел робот. Точь-в-точь такой, какой сопровождал его по туннелям.

Словно сквозь дрему, Артем смотрел, как робот подходит и бережно, точно спящего ребенка, поднимает Минера на руки… Артем попытался протестовать, но из горла вырвался лишь стон.

— Я забираю его, — произнес робот голосом капитана Кровлева. — Это ценный источник информации. Просьба не оказывать сопротивление.

«Оказать сопротивление» Артем не мог при всем желании. Он вдруг почувствовал, что безумно устал. Пол в зале был гладким и восхитительно прохладным.

Припав к нему, Артем провожал взглядом робота, который удалялся, неся на руках его врага. И только когда закрылось окно-диафрагма, он закрыл глаза и провалился в забытье.

Он очнулся от странного чувства легкости во всем теле. В помещении, где он находился, было светло, и ноздри щекотал запах мимозы и грейпфрута. Кто-то негромко переговаривался, стоя метрах в пяти от него; голос одного из собеседников, женщины, был Артему знаком.