Андрей Левицкий - Нашествие. Буря миров

Путник жалел о потерянной пике, но зато у него был двуствольный обрез-разрядник, а еще он нашел длинную прямую палку, которую использовал как посох.

Небо этот мира было багровое, тучи в небе — тяжелые и темные, солнце — тусклый красный шар, а воздух теплый и душный.

Утром опухоль на шее почти спала, но ребро болело сильнее прежнего, да и в ухе пульсировала боль. Выйдя на берег небольшого озерца, путник напился мутной теплой воды. Разболелся живот, но это скоро прошло. После полудня он сбил посохом вспорхнувшую из камней птицу, выпотрошил, разжег костер, затушил в глине и съел.

А к вечеру, уже едва ковыляя из-за боли в боку, набрел на башню из черепов.

Черепа были большие и не совсем человеческие, более округлые, с овальными глазницами. Их скреплял засохший белесый раствор, возможно добытый из озера, откуда путник недавно пил воду. А может, из болота, которое он миновал вчера. Башню окружало пятно пожухлой желтой травы и низкая «черепная» ограда с проломами. У ограды стояла сплетенная из тростника повозка без одного колеса. На устилающей дно повозки шкуре он нашел рваную котомку, а в ней — ломти вяленого мяса, глиняную бутыль с легким терпким вином, связку сушеных грибов и мешочек с орехами. Возле повозки смердела полуразложившаяся туша, похожая на бычью, но с рогами, закрученными винтом. Из хребта торчал проржавевший волнистый клинок.

По стене башни, просовывая пальцы в глазницы и упираясь ногами в покатые гладкие лбы, путник забрался на круглую крышу, сел там и посмотрел вдаль. К ночи ветер из горячего стал теплым, трава сухо шелестела под его порывами. Впереди высились красные горы, узкие, с острыми вершинами — тусклый круг солнца сползал за них, будто за частокол. С другой стороны мира небо темнело, в нем проступали алые крапинки звезд. В том направлении виднелась огромная прямая трещина в земле, воздух над ней дрожал от жара. Справа курились далекие сопки, слева закатные лучи поблескивали на волнах еще более далекого моря. А может, это был океан.

Путник спустился на землю. Через круглый проем он проник в башню из черепов и нашел там тростниковый тюфяк.

Он провел в башне четверо суток, постепенно набираясь сил. Он пил, ел и спал, иногда выбирался наверх и разглядывал мир. Порой в небе что-то пролетало, но так далеко, что неясно было даже, живые это существа или какие-то аппараты. Однажды над самой большой сопкой поднялись клубы огня и с той стороны донесся низкий гул.

Он выцарапал надпись на лобной кости одного черепа и так избавился от своего старого имени. Потом попробовал выбрать себе новое, но не смог ничего придумать. Да и зачем? Пусть его назовут другие, когда он встретит их, а о себе самом путнику достаточно было думать «я», в другой идентификации он не нуждался.

Ему нравился этот мир. Он был доволен собой и окружающим, вот что главное. Для полного счастья не хватало лишь одного.

На пятый день, собрав остатки снеди и повесив на пояс очищенный от ржавчины меч с волнистым клинком, путник отправился дальше, в сторону гор. Повязку с головы он снял, обнажив изуродованное ухо. Шея больше не болела и сгибалась нормально, хотя ребро пройдет еще не скоро.

Через несколько суток вино закончилась, еда тоже. Он ловил ящериц, поедал сырыми, захваченную в дорогу бутыль наполнял водой из ключей.

Спустя три дня путешественник вышел на большую скалу. Под ним в окружении конических гор лежала долина, утканная красными каменными столбами. Арки и подвесные мосты соединяли их склоны с многоэтажными домами из дерева и камня.

Примерно треть города была отделена извилистой дамбой, по желобу на вершине которой струился поток воды. На берегах горели фонари. Дамба начиналась у основания скалы, на вершине которой стоял путник, и пропадала между склонами в глубине долины. Казалось, течения там нет, но в некоторых местах лениво крутились водяные колеса, на треть погруженные в канал.

Алый диск солнца поднимался за спиной путешественника. Из долины впереди доносились первые, еще робкие, сонные звуки пробуждающегося города.

Он глубоко вздохнул. Крыши! Их там множество — квадратные, прямоугольные, треугольные, круглые, со шпилями, башенками и со всем прочим, что положено крышам.

Впервые с тех пор, как оказался здесь, он улыбнулся. Теперь он был по-настоящему счастлив. Предвкушая более близкое, более тесное, дружеское знакомство с городом, его обитателями и их великолепными крышами, безымянный странник легкой походкой зашагал вниз.