— Навигационная через семь минут, без углового, десять оборотов, четырнадцать десять до расстыковки, принял Заславский. Диспетчер, всего хорошего, навигационную примет автоматика.
— Всего доброго, «Ревель», до скорого! — согласно традиции, диспетчер выразила надежду на скорую встречу. Макс, согласно традиции же, отвечать не стал, просто опять переключил коммуникатор.
— «Ревель», через семь минут навигационную примешь, ладно? И сразу же запускай предстартовый зуммер.
— Принято, капитан, — отозвался ИскИн.
Заславский, довольный розданными указаниями и общей реакцией, быстро зашагал в свою каюту. Как раз успевал дойти туда и обратно, заодно и переодеться из парадно-официального костюма в нормальный рабочий комбез. В рубку Заславский вернулся уже не напоминая новогоднюю ёлку, готовящуюся к параду. Собственно, кроме него никто и не наряжался — но кроме него никто и не подписывал акты у поставщиков. И неважно, что поставщиками в этот раз были банальные техники от нанимателя, просто невежливо капитану подписывать документы в рабочем.
Леон шустро что-то отбивал на своей «доске», Лемке вальяжно и спокойно прогонял положенные предстартовые тесты, а Урмас все еще не вылез из виртуалки, приспосабливаясь к новому оружию на борту. Макс обвел рубку взглядом: умиротворяющее зрелище — все на своем месте, каждый занят делом. Сущий рай, можно сказать. Но говорить этого он не стал, просто это стало его маленьким суеверием — перед стартом убедиться, что все именно так. С точки зрения Заславского, подобная предстартовая картина гарантировала, что рейс пройдет хорошо. Вот сейчас должен зазвучать голос ИскИна, сообщающего, что включает зуммер.
— Внимание экипаж, включаю зуммер, первый гудок — семь минут до расстыковки! — Голос «Ревеля» прозвучал как в коммуникаторе, так и по корабельной трансляции. Заславский окончательно успокоился, на лице его проскользнула довольная улыбка. Макс взлетел на мостик, устроился в своем ложементе и подключился к управлению, одновременно давая в сеть статус «капитан на мостике».
Семь минут пролетели под поскрипывание зуммера, в обыденных донельзя процедурах, а последние пятнадцать секунд до расстыковки Заславский превратил в зрелище. Впрочем, это тоже уже стало традицией. Просто вместо тактического дисплея — на полрубки — он вывел внешнюю картинку, превратив стену и дисплей на ней в обзорное стекло. Естественно, стеклом оно не являлось, но обзорный экран давал полную иллюзию гигантского иллюминатора. Вовремя — там как раз расходились створки дока, выпуская «Ревель» из нутра орбитальной базы наружу, в Космос. Понятное дело, что пока что только в околоорбитальное пространство вокруг Земли-матушки, но все-таки Космос.
Сияние звезд и огромный полудиск Земли заполнили рубку. Макс успел насладиться этим зрелищем сполна, перед тем как услышать координаты стартового коридора, автоматически переданные со станции, и включить сначала маневровые, а потом и маршевые двигатели.
Со стороны это должно было бы выглядеть крайне величественно: гигантская сигара бывшего эсминца медленно выползла из нутра станции, напоминающей каравай-переросток, и медленно, как будто неуверенно, отталкивалась выхлопами маневровых дюз. А когда коридор, определенный диспетчерами, был занят — вспыхнули жерла маршевых двигателей, и корабль словно растаял в мраке предвечной тьмы Космоса.
Как минимум один человек на Земле точно не любовался стартами кораблей. Никогда. Ему всегда было не до них. Пока судьба не привела его в высокие кабинеты, Геннадия Горина в кораблях интересовала живучесть и грузоподъемность. А также вооруженность (что орудийная, что тягово-энергетическая), скорость, незаметность… Но никак не зрелища их стартов. А с генеральскими погонами Геннадию Владимировичу пришлось осваивать тактику кабинетов и совещаний, что опять-таки не оставило времени любоваться стартами межзвездных скитальцев.
В момент, когда Макс Заславский включал маршевые двигатели, Геннадий Горин смотрел на лейтенанта подразделения «Серебряная чайка» Стаса Бартенева, стоявшего перед ним навытяжку. Смотрел и раздумывал: а стоит ли отправлять именно Стаса? Может быть, поискать оперативников поматерее, позлее? Или наоборот — сделать ставку на незашоренный взгляд молодого офицера? Ведь лейтенантские погоны и должность ротного Бартенев получил три недели как. Впрочем, он в сержантах проходил семь лет, одних разведывательно-диверсионных выходов у парня — как блох на барбоске… Генерал изволил сомневаться.
Читать дальше