Вадим Проскурин - Война индюка

— Сильный, но легкий, — прокомментировал Чарли и стал хохотать.

Кто-то угостил его косяком. Чарли хотел было отказаться, а потом подумал: «Чего уж теперь?» и стал курить и наблюдать, как бесполезный орчила пытается не то привести оглушенного хозяина в чувство, не то оттащить бесчувственное тело куда подальше, а взбесившейся орчанке кто-то натягивает подол на голову.

— Соизволите приступить, сэр Фриман? — послышался чей-то вопрос.

— Вольно! — невпопад ответил сэр Фриман и стал смеяться.

Затем подумал: «А что я, собственно, имел в виду?» Решил, что ничего важного, и еще решил, что надо поспать. Докурил и улегся прямо на землю.

— Тепло и мокро, — констатировал он, закрывая глаза.

Никто не обратил внимания, что он улегся прямо в лужу, которую минуту назад наблевал сэр Хорзшу.

К этому времени орчила, про которого все забыли, перестал трясти Джона Росса за плечи, и стал лупить по щекам. После третьей оплеухи великий вождь открыл глаза, а на четвертый удар поставил блок. Огляделся недоуменно, и вдруг заорал:

— Ах вы бляди!

И был этот вопль так ужасен, что все вокруг на мгновение оторопели, и перестали делать, что делали в данный момент.

В следующую минуту Джон доказал, что его не зря называют лучшим бойцом Барнарда. Подобно мифическому вихрю торнадо налетел он на разгулявшихся бойцов, щедро раздавая оплеухи, зуботычины и пинки. Выдернул из кучи тел свою наложницу, оттащил в сторону, окинул присмиревших бойцов ненавидящим взглядом, и вдруг принялся хохотать, как безумный. Нахохотавшись, присел на корточки, привалившись спиной к балагану, и спросил:

— Ребята, у кого конопля есть?

Теперь хохотали все, кроме двух вырубленных капитанов и двух напуганных орков.

— Надо трубку мира выкурить, — пояснил Джон свой вопрос. — Нехорошо будет, если такие храбрые парни, как мы, поссоримся из-за такой ерунды.

— Это не ерунда! — воскликнула помятая орчанка и утерла кровавую соплю.

— Цыц, — сказал ей Джон. — Сержант, конопля есть?

— Согласно уставам, употребление… — осторожно начал сержант, но Джон перебил его следующими словами:

— Ты, блядь, не зачет по уставам сдаешь, а отвечаешь, сука, на вопрос великого вождя древней эпохи. Я тебя, мудило, человеческим языком спрашиваю: есть конопля или нет?!

— Так точно! — заулыбался сержант.

— То-то же, — строго сказал Джон. — Давай, крути косяк, большой, чтобы на всех хватило.

— Мы пойдем? — спросил хозяина орк.

— Сидеть! — рявкнул ему Джон.

Оглядел бойцов задумчивым взглядом и сказал:

— Впрочем, идите. Все равно эти дебилы незамутненные трубку мира курить с вами побрезгуют.

Кто-то негромко, но отчетливо произнес:

— Западло.

— Пошли прочь! — приказал Джон своим рабам. И когда они удалились, сообщил бойцам: — Алиса в Драй Крик эльфийского лейтенанта в плен взяла. В рукопашном бою. И еще генералу Брентону меч в жопу вставила.

— Так это та самая! — воскликнул сержант.

Он так изумился, что чуть не рассыпал косяк.

— Та самая, — подтвердил Джон. — А вы ее сразу насиловать… Стыдно должно быть…

— От лица всего поучаствовавшего личного состава приношу смиренные и искренние извинения, — сказал сержант. — Разрешите отбыть на гауптвахту, когда накурюсь?

— Тут у вас гауптвахта есть? — удивился Джон.

— Вроде нет, — ответил сержант. — А что это такое?

Джон рассмеялся и сказал:

— Люблю наглецов, сам такой же. Но вы, ребята, неправы. Вот скажи мне, сержант, только честно, я похож на придурка?

— Никак нет, — ответил Вайт. И добавил, поколебавшись: — Если честно, то чуть-чуть.

Джон нахмурился. Немного помолчал, что-то обдумывая, и сказал:

— Не буду я вам проповедь читать, все равно ничего не поймете, обормоты незамутненные. Давайте лучше косяк по кругу пустим.

Герман нашел Джона в физкультгородке. Великий вождь расстелил плащ посреди поля для игры в мяч и разлегся, греясь на солнышке. Подойдя ближе, Герман увидел, что верхняя губа Джона разбита, а на виске набухает шишка.

Джон повернул голову и сказал:

— Протезы у тебя свистят совсем безобразно. Как захватим нанозавод, сделаю тебе нормальный комплект, будешь на человека похож, а не на свистульку ходячую. Чего стоишь печальный? Приляг, отдохни, в ногах правды нет, а в протезах — тем более. Давай, я подвинусь.

Джон подвинулся, Герман присел на край плаща.

— Так это, значит, правда, — мрачно произнес он.

— Что правда? — переспросил Джон. — Что по морде мне настучали? Да, правда. Это ерунда, завтра все заживет, никаких следов не останется. Я сам виноват, видел, что все упоротые, не уговаривать надо было, а сразу люлей раздавать.