Сергей Калашников - Четвертая дочь императора. Оператор совковой лопаты

Кстати, околоточный на самом деле — надзиратель. Волостной — управляющий, А уж уездный, так вообще — голова. Просто имя существительное в обиходной речи опускают, а по документам оно всегда значится. И все они, как и дворник — должностные лица. Государственные служащие, чиновники, иными словами. Все прописаны в табели о рангах на самых ее нижних ступенях наряду с матросами и солдатами, а также городовыми, почтальонами и… да длинный там перечень. Гошка полистал. Местечко командора в этом реестре расположено высоко. В описательном разделе говориться, что является оно дворянским и непотомственным. В деталях разобраться не удалось, библиотека в поселке новая, не всем, что надо, еще укомплектована.

Фельдъегерь окликнул его утром, когда, позавтракав, он шел за метелкой, чтобы приступить к служебным обязанностям. В кроткой записке Го просил его прибыть в сопровождении посыльного туда, куда тот его проводит. Сборы и прощания заняли минут десять, а потом дрезина-качалка бодро покатила его под ритмичный стук колес на рельсовых стыках. Гошка, когда устраивался, потянулся, было к рычагу, но его укутали в тулуп, усадили спиной к ветру и сунули в руки пухлую тетрадь.

— Прочитай и запомни, сказала женским голосом такая же завернутая в овчину фигура, с соседнего места. Это называется легенда. История твоей жизни.

— Легенда, это про шпионов, — буркнул Гошка. — Переквалифицируюсь что ли? Когда засылка?

— Внедрение. Через семь часов. Не смотри в мою сторону, тебе лучше меня не знать в лицо. Чтобы не выдать нас обоих случайным знаком узнавания. Я прикрываю эту операцию.

До ночи было еще не близко, а Гошка уже сидел в портовой таверне с осоловелым взглядом и требовал очередную бутылку.

— Я никогда не пьянею и могу выпить столько, сколько захочу. — Убеждал он официантку заплетающимся языком. Вот тут то на него и обратили внимание моряки, сидевшие неподалеку. Присели, представились, угостили выпивкой, и Гошка ушел в отключку.

На самом деле, сознания он не терял. Вино ему подавали бутафорское, кроме последней бутылки. Из которой он и принял ту единственную рюмку с подсыпанным приветливыми парнями снадобьем. Антидот, принятый заранее, ослабил действие снотворного, и убедившись что его еле волочащее ноги тело завели куда надо, он с удовольствием заснул по-настоящему.

Утром ему сообщили, что вчера он подписал контракт на работу в качестве рулевого на пароходе «Цветок Персика», и показали бумагу, испещренную иероглифами с подписью «Михаил Басалгин», выведенную якобы его рукой. Подделка была наглая, но среди незнакомых значков джаппских иероглифов стояла вполне приличная цифра, указывающая размер оклада. Поморщившись, пострадав лицом, он «смирился», уточнив некоторые детали.

По-русски в экипаже говорили двое. Джаппского, родного для офицеров команды, Гошка не знал. Но по рикански хоть и плохо, говорили все — при такой, традиционной для моряков торгового судна национальной пестроте среди членов команды, это обычная практика. И это позволяло объясниться при нужде. Уж английский в пределах примитивных понятий будущие компьютерщики знали. А слова команд выучить недолго.

«Цветок Персика» оказался угольщиком, и на Хамматсу заходил как раз грузиться. Сюда от островов Буртмана ближе, чем от других мест, где недорог уголь хорошего качества.

Рулевым Гошка был нормальным, вахтенным начальникам от него больше ничего не требовалось, команда, постоянно занятая корабельными работами, претензий к нему не имела, да и трудно выразить таковые при скудном словарном запасе. Стоял вахты, отсыпался в кубрике, потихоньку набираясь джаппских слов, и частенько рисовал пейзажи. Помещений с иллюминаторами, дававшими прекрасный обзор, было немало, а иногда погода позволяла заниматься этим на палубе.

Альбом и карандаши нашлись у третьего штурмана, и, хотя рисовальщик он — так себе, силуэты кораблей, попадающих «в кадр» были всегда хорошо узнаваемы. Дату и географические координаты проставлял под каждым рисунком. Угольщик всегда в движении, его груз нужен и рыболовецким сейнерам и грозным броненосцам. А, поскольку «Цветок Персика» доставлял уголь в места, которые флот джаппов интенсивно посещал, коллекция любительских зарисовок содержала немало силуэтов кораблей будущего противника.

Много небольших особенностей, частных деталей и легких штрихов складывались в картину, нанесенную не на бумагу, а отложившуюся в Гошкиной памяти. Особенно ценны были разговоры офицеров в рубке. Интересное свойство человеческой натуры! Многим кажется, что, поговорив о чем-то великом и могучем, сам становишься к нему причастен. Так что о военно-морском флоте родной страны, стремительно наращивающем свою силу, рассуждали практически не умолкая, перечисляя размеры и скорости, типы и дальнобойность пушек. Да вообще обо всем, вплоть до стратегии и тактики. Поскольку не знавшего поначалу ни слова по-джаппски рулевого вообще не стеснялись, сравнивая характеристики своих кораблей с рысскими, то возникало ощущение, что его обучают на высших курсах командного состава, специально так хитро организованных, чтобы внимание «курсанта» было наилучшим способом сконцентрировано на теме занятия. Слов-то он, оказывается, нахватался достаточно, чтобы понять смысл разговора. Офицеры часто и весело смеялись, рассуждая о последствиях встречи разных кораблей в открытом море. А Гошка таких данных не смог бы почерпнуть даже из доклада Штаба Флота Империи Джаппа своему вседержателю.