Андрей Столяров - Детский мир (сборник)

Белая мыльная пена стекала по подбородку.

Было странно, что он еще жив: из лопаток его, по–видимому, пронзая все тело, треугольной заточенностью торчало широкое лезвие, и такое же широкое лезвие, высовывалось из поясницы — причем, оба клинка уже немного дымились — а раздутое хрипящее горло было перехвачено металлической цепью. И концы этой цепи удерживал присевший Ценципер — в позе лыжника также въехавший по двери в квартиру.

И тем не менее, он был все–таки жив, его вылезшие из орбит, в сети мелких прожилок глаза вращались, а громадные когти сдирали волокна с паркетного пола.

И разбухший язык еще выговаривал довольно–таки связные звуки:

— Предатель!..

Но, скорее всего, это были уже всплески агонии. Он еще, перекатывая бугристые мышцы, дополз до квадратной тумбы стола и последним усилием еще отщепил от нее здоровенную продолговатую щепку, но на этом запас его жизненного упорства, вероятно, закончился, лапы бессильно упали, выдвинулась вперед зубастая нижняя челюсть, а все тело, как и клинки, задымилось — усыхая и быстро проваливаясь к позвоночнику.

Две секунды — и мумия, обросшая шерстью, развалилась на несколько спекшихся твердых кусков.

Тихо щелкнули, раскрываясь, как лепестки, кости круглого черепа.

Звякнули оба кинжала, вывалившись из трещин.

Тогда потный, малиновый от натуги, грузный Ценципер, задыхаясь и даже как будто дрожа, приподнялся с колен и сказал — очищая, а затем сворачивая металлическую цепочку:

— Ну — силища!.. Думал, уже не справлюсь… Это он меня по всему коридору волок… — И вдруг, вытаращившись на Марочника, просто, совсем по–детски заулыбался. — Геня?.. Рад тебя встретить, Геня!.. Сколько не виделись!..

И — доверчиво протянул ему свою руку, еще опоясанную следом цепочки…

— Здравствуй, Геня! Молодец, что вернулся!..

4. И В О Н Н А Д Е М Э Й. У Т Р О И В Е Ч Е Р.

Утро было потеряно. К девяти часам она собиралась пойти в Контору, где как раз сегодня обещали выплату по социальному вспомоществованию. Деньги, правда, были совершенно мизерные, неощутимые, что такое по нынешним временам триста монет, да и за теми пришлось еще хорошенько побегать, одних подписей она собрала, наверное, штук двадцать пять, а в последнюю минуту, когда документы были уже оформлены, неожиданно выяснилось, что вспомоществование советникам третьего класса вообще не положено, было, оказывается, какое–то старое постановление: дореформенное, еще прежних времен, вероятно, подразумевалось, что советники третьего класса — существа бестелесные, так что в результате все это чуть было не оказалось напрасным, местный чурка–инспектор уперся — и ни в какую, видимо, хотел показать, что именно он главный в этом районе, положение было прямо–таки безнадежное, честно говоря, она уже собиралась махнуть на эти несчастные деньги рукой, было только обидно за потерянное время и силы, сил у нее в последние месяцы совершенно не оставалось, но тут, к счастью, достаточно ощутимо помог Дуремар, были у него какие–то хитрые, таинственные возможности, где–то он, по–видимому, на что–то нажал, кого–то, скорее всего Директора, попросил о товарищеском одолжении, позвонил старинному другу, написал две записки, в общем, в понедельник пришло извещение, что выплата произодится пятого и двадцать четвертого числа каждого месяца, предлагалось явиться, имея при себе соответствующие документы.

Радость, конечно, от всего этого была небольшая, получалось, что она опять — и довольно существенно — обязана своим положением Дуремару, но дело, так или иначе, выгорело, двадцать четвертое было как раз сегодня, но когда она, наскоро прибравшись в квартире, причесавшись и даже накрасив глаза, потому что еще неизвестно с кем там придется разговаривать в этой Конторе, уже намеревалась выйти из дома, собственно, накидывала пальто, лихорадочно соображая, что не слишком ли поношенным оно все–таки выглядит, стоит ли для этой Конторы как–то особенно наряжаться, то буквально в последнюю долю секунды, дав мятущейся чехардой, наверное, десяток тревожных звонков, словно куль, прислоненный снаружи, в квартиру ввалилась Кора и, не переводя дыхания, не объясняя толком, что происходит, просто как испуганная до икоты девчонка, повисла на ней, — прижимаясь всем телом и заливаясь обильными, безудержными слезами.

Невозможно было понять, чего она, собственно, хочет. Кора шлепала ртом, пытаясь о чем–то рассказывать, что–то мекала, захлебываясь словами, порывалась что–то немедленно показать — отстраняясь и щелкая сцепкой на замшевой сумочке; что–то, видимо, у нее действительно приключилось, но и жесты ее и слова были лишены какого–либо определенного смысла, она просто рыдала, сотрясаясь раскисшим, бесформенным телом, нос у нее покраснел и безобразно распух, а короткие рыжие волосы, изуродованные недавней стрижкой, поднялись и торчали вокруг головы, словно на пугале.