Дмитрий Силлов - МКАД

Вдруг Богдан повернул ко мне измазанное грязью лицо и заговорил быстро-быстро:

— Снайпер, сейчас пулеметчик заткнется секунды на три. Сможешь его снять?

Рассусоливать некогда. Если парень не сошел с ума, то три секунды мне должно хватить. Надеюсь, что собакоголовые меня не срежут, когда я высунусь из-за бревна. Понятия не имею, кто мне подарит эти три секунды, но в противном случае через полминуты мы все так и так будем трупами.

— Попробую.

— Тогда на счет три. Раз. Два…

Вскинуть из положения лежа нелегкую винтовку, прицелиться и выстрелить фактически навскидку. Времени — три удара сердца. Реально? А какая разница, реально или нет. Выбор-то небогатый. Промахнешься — и эти три удара сердца будут последними в твоей жизни…

Поэтому стрелял я без оптики и даже без открытого прицела. Мое тело еще только поднималось над бревном, а ствол винтовки уже был направлен в цель — пока невидимую для меня, но вполне реальную в моем воображении. Я прекрасно видел собакоголового, приникшего к «Корду», и для этого мне не нужно было смотреть на него. Когда-то давно мой друг Виктор Савельев по прозвищу Японец сказал: «Если сердце ружья и сердце стрелка различаются, будет промах» [10] Генро, мастер дзен школы Сото. Трактат «Теттеки тосуи» («Железная флейта»). Виктор тогда упомянул, что слова не его. Это сказал какой-то древний японец, который явно знал свое дело. Сейчас мое сердце и стальное сердце моей винтовки бились в унисон, и я первый плюну в лицо тому, кто скажет, что у настоящего, хорошего оружия нет сердца и нет души…

Я лишь увидел, как пулеметчик резко дернул головой назад, словно хотел посмотреть, куда полетели фрагменты его нижней челюсти и ошметки шеи. А еще я заметил, как за долю секунды до этого с лица пулеметчика спрыгнула зеленая звезда. Спрыгнула, скользнула вниз по броне… и прилепилась к лобовому стеклу бронетранспортера.

Водитель «Выстрела» сразу почуял неладное. Наверно, сопоставил два момента — прекращение стрельбы над головой и глухой удар за спиной, которым обычно сопровождается падение мертвого тела внутрь салона. Машина рванулась было вперед, но тут же вильнула в сторону, подставив мне бочину для выстрела.

Шанса я не упустил.

Броневик вильнул повторно, но уже по объективным причинам — стальной сердечник снайперского патрона насквозь прошил бронелист, за которым находилась голова водителя БПМ-97…

Дальнейшее было делом техники. Поняв, что крупнокалиберный пулемет захлебнулся, маркитанты повысовывались из-за укрытий и резко взяли инициативу в свои руки. Оно и понятно — местные торговцы просто обязаны быть хорошими бойцами, иначе в суровых условиях постапокалипсиса проблематично было бы сберечь не только товар, но и собственную жизнь.

Собакоголовые сопротивлялись отчаянно, но все-таки их было намного меньше.

Не прошло и десяти минут, как с головы последнего раненого мутанта аккуратно сняли тактический шлем и не менее аккуратно перерезали горло его хозяину.

Я никогда не был большим любителем зачисток поля боя и собирания трофеев. Не сказать что я идейный белоручка и брезгую обчищать трупы. На войне как на войне, и если ты хочешь выжить, то от грязной работы не отвертишься. Просто в данном случае доли в добыче обговорены заранее, я свою часть договора выполнил как минимум неплохо, так что теперь пусть другие потрудятся на общее благо.

К тому же я от природы любопытный. И сейчас мне было очень интересно, по какой причине вдруг так экстренно заткнулся «Корд», лупивший с башни бронетранспортера, и почему водитель «Выстрела» столь любезно подставил мне под пулю бочину своей машины.

Я закинул винтовку за спину и подошел к БПМ. Возле капота машины стоял Богдан и поглаживал свой зеленый погон, вновь обосновавшийся у него на плече, приговаривая:

— Ты молодец, Лёнька. Просто молодчина! Ты ж только что нас всех спас…

— Эт точно, — сказал я, подходя ближе.

Только сейчас я разглядел, что «погон» на плече Богдана живой и к тому же мелко трясется то ли от страха, то ли от адреналина — если, конечно, маленькие сухопутные осьминоги умеют вырабатывать адреналин. А ведь как маскировался! Я и то не понял, что за зеленую тряпку нашил себе парень на камуфляж. Ан вон оно как оказалось. Домашняя зверюшка, да еще и дрессированная на ликвидацию вражьей силы. Пулеметчику в морду вцепился, дал мне возможность выстрелить. И на лобовое стекло броневика выпустил огромную черную кляксу, закрывшую водителю обзор. Хотя нет, такому никакой дрессурой не научить. Это явно действия разумного существа, имеющего опыт огневых контактов с противником. Но как такой опыт могла получить маленькая трусливая зверюшка?