Дмитрий Силлов - МКАД

Это была она. Ее глаза, ее голос, ее руки, медленно перебирающие струны видавшего виды инструмента. Но я не спешил подходить к ней. Напротив, я сидел в самом дальнем и темном углу кабака, надвинув балахон на самые брови, потягивал мед, не чувствуя вкуса… И смотрел… И слушал…

Песня окончилась. Бабы, пришедшие в местный аналог деревенского клуба вместе с мужьями, украдкой утирали слезы. Мужики хмурили брови. Один, что сидел неподалеку от меня, процедил сквозь зубы.

— Эх, как она это спела… Прям по сердцу скребанула.

— Потому что свою душу наизнанку вывернула, — всхлипнула его дородная супруга, сидящая рядом. — Тоже, поди, ждет своего бродягу, которого носит неизвестно где.

Я все слышал, но продолжал сидеть на своем месте. Я слишком хорошо помнил о том, как уже однажды рыл ей могилу. И как потом мутант, которому было просто скучно жить на этом свете, вдосталь поглумился над тем, что я очень глубоко и трепетно прятал в своем сердце — в том числе и от самого себя. Поэтому я просто сидел и ждал… Чего? Сам не знаю. Может быть, его величества случая, который, как известно, иногда снисходит к людям, очень-очень сильно ждущим его появления…

К моему столику подошла дородная деваха, одна из трех местных официанток, обслуживающих посетителей.

— Не желаете ли еще чего? — спросила она.

Я покачал головой. Единственное, чего я сейчас искренне желал, это пол-литру водки без закуски, а лучше две. Чтобы не думать, чтобы забыться и не думать, то и дело смахивая рукавом со лба крупные капли холодного пота.

— Может, песню какую заказать желаете?

И тут меня осенило…

— Была одна старая песня, — сказал я. — Но я слова забыл напрочь. Может, ваша девушка знает?

— А о чем песня-то? — озадаченно спросила девица.

— Про парня, которого собирает в дорогу его девушка. И про потерявшуюся птицу, которая ищет свое чистое небо.

— Так и передать? — уточнила девка, недоуменно приподняв густые брови, которых отродясь не касались ни пинцет, ни косметический карандаш.

— Так и передай, — сказал я, кладя на стол крохотный, блестящий кристаллик. — Только не говори, кто заказал песню.

Брови девки полезли под расшитый кокошник. Кристаллик шамирита исчез со стола словно по волшебству. Официантка развернулась на каблуках, словно солдат на плацу, и быстро пошла между столами по направлению к сцене.

Я не врал. Притом что у меня хорошая память на всякие мелочи, я никогда не мог запомнить ни стихов, ни песен. Даже если они западали в душу и когда-то очень давно просто рвали ее на части — не мог, и все тут… Но, может, оно и к лучшему. Ведь, если сейчас на сцене сидит не она, а очередной монстр, решивший надо мной поглумиться, я даже вставать не буду. Просто с места метну один за другим два боевых ножа, и хоть не великий я спец в этом деле, но один из двух точно всажу в точеную фигурку. А потом опрокину стол, брошусь вперед и буду добивать чудовище пока сил хватит. За себя. За моего нерожденного потомка, выдуманного Сталком. И за единственную в двух мирах девушку с глазами цвета нереально чистого неба…

Я видел, как на сцену поднялась официантка, как зашептала, склонившись над ухом певицы…

Мои руки медленно легли на рукояти боевых ножей. Я уже знаю это ощущение, когда твоего мозга словно касаются легкие, прохладные пальцы. Когда я вдруг увидел свою жену среди развалин неподалеку от Бутырского замка, я, конечно, не придал этому значения. Но сейчас совсем другое дело…

Певица слегка побледнела и о чем-то спросила официантку. Та пожала плечами, мол, не знаю, извини, своих дел по горло. И быстро ушла со сцены, честно отработав непомерные чаевые.

Я видел, как девушка на стуле пытливо рассматривает посетителей кабака, но мой угол был надежно затенен балкончиком второго этажа, и различить меня в нем можно было лишь одним способом — прощупав ментально. Ну давай! Я уже давно не верю в чудеса! И я шел сюда через половину Москвы, чтобы лишний раз убедиться — желания исполняются у кого угодно, только не у тех, кто желает по-настоящему…