Антон Антонов: Время войны

Об этом размышлял самый осведомленный из всех контрразведчиков — полковник из штаба округа, но делиться своими мыслями с остальными он не спешил. Только равный ему по званию территориал из окружного управления мог претендовать на полноту информации, но он был слишком занят организацией допросов и осмотром места происшествия.

Оперативники в званиях от лейтенанта до майора рыли носом землю, но не нарыли ничего, кроме растертых в пыль осколков очковых стекол и сломанной оправы. Проку в них было не больше, чем в мелких кусочках ошейника, которые разлетелись после взрыва на несколько метров и посекли ноги любопытным солдатам, неосмотрительно приблизившимся к трупу амурского шпиона.

Так считали все, кроме одного капитана, который отыскал несколько довольно крупных фрагментов ошейника, а также кусок оправы от очков, который показался капитану подозрительным.

Это было всего лишь маленькое углубление в том месте, которое располагалось точно над переносицей, а в нем — нечто, похожее на капельку расплавленного стекла. Это вполне могло быть производственным дефектом или наоборот, украшением, но что-то мешало капитану, привыкшему подвергать все сомнению и не верить своим глазам, безоговорочно принять это объяснение.

А другого у него не было.

— Вы кто, спецназовцы или детсадовцы? — уже в четвертый раз спрашивал у своих рейнджеров начальник разведки легиона маршала Тауберта генерал-майор Сабуров.

Рейнджеры понуро молчали. Они прекрасно понимали, что начальник разведки прав. Плох тот спецназовец, который позволяет так вот запросто убить себя первому встречному часовому.

Правда, в душе они все были уверены, что уж с ними ничего подобного произойти не могло. Просто Леша Баранов по прозвищу Архар действительно был плохим спецназовцем. Обыкновенный собровец, хоть и с опытом чеченской войны.

У генерала Сабурова было слишком мало рейнджеров и слишком много работы для них, поэтому на задания, которые казались простыми, они ходили в одиночку.

Один суперэлитный боец из «Альфы» или «Вымпела» может выжить в бою против ста обычных солдат. А еще лучше — уклониться от боя, не дав им себя обнаружить. А Леша Баранов нелепо погиб в схватке один на один с заведомо слабым противником. И при этом провалил задание, поскольку так и не добрался до танков ТТ-55.

— Вам что, действительно так нужен этот танк? — попытался перевести разговор в конкретное русло один из рейнджеров, как раз из «Альфы». — Ну так пошлите меня. А лучше пошлите группу. Мы вам этот танк по винтику раскрутим и сюда привезем.

— Да не в танке дело! — раздраженно отмахнулся Сабуров. — Просто меня бесит, что вы не понимаете самых элементарных вещей. Нас загнали на чужую войну и поставили в такое положение, что выходов у нас ровно два. Либо застрелиться сразу, либо выживать. А если выживать, то значит — играть по их правилам.

— Да все мы понимаем, — прервал генерала альфовец, но тот остановил его резким движением руки.

— Ничего вы не понимаете. То, что Баранов дал себя убить — это полбеды. Но он демаскировал акцию и это может нам выйти боком.

— Не может, — покачал головой альфовец. — Целинцы ни за что не догадаются, кто такой Архар на самом деле.

— Очень на это надеюсь. У нас и так весьма сомнительные шансы на победу. А если мы не победим, то голову оторвут уже лично мне. А она мне дорога, как память. Так что дело не в танке, а в принципе.

Взгляд спецназовца выражал простую и понятную мысль: «Какое мне дело до твоей головы?» Но вслух он ничего подобного говорить не стал, потому что знал — речь идет не только о генеральской голове. Все остальные головы тоже были под большой угрозой.

Дело и правда было не в танке. Просто Сабуров хотел иметь как можно больше информации, чтобы полевые части, начав высадку, не тыкались как слепые котята и не впадали в изумление или шок при виде незнакомой техники противника.

Хотя если честно, то для изумления и тем более шока не было никакой причины. Уровень стабилизации планеты Целина разведка определила в 1949 григорианских единиц с погрешностью плюс-минус 5, а это означало, что в среднем он соответствует земному 1949 году, но в отдельных сферах может опускаться до 1944-го или подниматься до 1954-го.

Иными словами, телевидение на планете уже есть, а сверхзвуковых самолетов практически нет.

Однако генерал Сабуров никак не мог привыкнуть к мысли, что в течение последних семи веков густонаселенная планета, где живут отнюдь не питекантропы и не дебилы, совершенно не развивается и топчется на месте в социально-политическом, культурном и техническом отношении.