Виталий Зыков - Безымянный раб (Другая редакция)

А как еще прикажете реагировать на сон, в котором ощущаешь себя мелкой букашкой, лихим ветром занесенной на ладонь Бога или какого-то иного всемогущего существа, и это существо, словно забавляясь, поднимает тебя высоко-высоко на протянутой руке и начинает звать. И зов этот протяжный, заставляющий вибрировать все твое существо. Зов, от которого хочется скрыться, зарыться куда-нибудь глубоко под пласты железобетона, чтобы тебя не достали те, кого зовут. Однако ты не можешь ничего сделать, ты не можешь даже пошевелиться… Но самое страшное в этом — понимание того, что так И должно быть. Ибо ты — дичь, дичь для охотника, который летит на зов, который отвечает на него своим криком. В этом крике сливаются ненависть, гордыня, торжество, ярость и мощь. Мощь, которую ты чувствуешь всеми фибрами своей души и которой просто обязан покориться.

И вот появляются охотники. Они рассекают пространство, широко раскрыв свои крылья, их стальные мускулы перекатываются под кожей, которую невозможно пробить оружием смертных, кошмарные когти готовы кромсать осмелившегося встать на пути, а глаза полыхают, словно капли первозданного огня, и испепелят всякого ослушника, непокорного их воле. Это знание появляется в твоей голове откуда-то извне, словно нашептываемое тебе на ухо мерзким змеиным шепотом, в котором таится высокомерное презрение высшего существа к тебе и твоим жалким силам…

На этом месте Ярослав всегда просыпался. Такая чушь снится каждому человеку хотя бы раз в жизни, но ни один сон Ярослава не повторялся со столь завидной регулярностью. Причем с каждым разом он становился все отчетливей и отчетливей. Позавчера этот сон приснился шесть раз, вчера — три, сегодня — всего один, и за это большое спасибо, знал бы, кого благодарить, уж не поскупился бы!

Наконец цитрамон нашелся. Проглотив, не запивая, одну таблетку и сунув упаковку в сумку, Ярослав пошел готовить свой скудный завтрак — яичница с колбасой и чашка зеленого чая, вот и все.

Разбив два яйца в глубокую тарелку и накрошив туда мелко порезанной колбасы, он начал все это тщательно перемешивать, изредка поглядывая на часы.

— Не хватало еще опоздать. — Странно, после того как он остался жить один, Ярослав часто разговаривал вслух. Какая-то пустота поселилась в стенах квартиры после отъезда родителей с сестренкой и братом в Америку, и эта пустота ощутимо давила на плечи, заставляя томиться от одиночества.

«Нет, не буду вспоминать. И так весь день испорчен, нечего портить его дальше. — Для разнообразия Ярослав проговорил это мысленно. — Они сделали свой выбор, а я свой, и ничего тут не изменишь».

Быстро обжарив колбасно-яичную смесь и столь же быстро проглотив ее, он в три глотка осушил чашку зеленого чая, похвалил себя за удачно выбранный вчера в магазине сорт и побежал одеваться.

«Хорошо хоть вчера не поленился брюки погладить», — с непонятным раздражением подумал он. По-быстрому одевшись и бегло проверив еще вчера заготовленную сумку — не забыл ли чего, — вышел из квартиры, закрыл дверь и подошел к лифту. Кнопку вызова опять какие-то уроды закоптили спичками, все остальные кнопки ЖЭК недавно заменил на металлические, и они пока держались. Лифта, как обычно, не было довольно долго, кто-то на верхних этажах их двадцатиэтажки зажал двери, ожидая непонятно чего или кого.

«Как забодала эта страна с ее вечным бардаком, — тоскливо заныло в душе Ярослава. — Неужели нельзя навести хоть где-то, хоть в такой малости порядок. Семья небось в Америке отлично себя чувствует».

«Остынь. Ты любишь эту страну, ты в ней родился, а бегут только трусы и предатели, которые отказываются от гражданства своей Родины, — внутренний голос, как всегда, вступился в защиту идеалов и убеждений, которые составляли моральную основу жизни Ярослава, — тебе просто тошно оттого, что этими предателями оказались члены твоей семьи, которые, несмотря на дикий скандал перед расставанием, тебе по-прежнему дороги».

Отец Ярослава — Клыков Владимир Федорович, профессор, доктор химических наук, год назад получил приглашение от одного крупного американского химического концерна. В руководстве концерна были столь сильно заинтересованы заполучить специалиста такого уровня, что выхлопотали гражданство для Владимира Федоровича и членов его семьи. Недолго думая профессор принял решение и сделал ручкой кафедре родного университета, где получал целых пять тысяч рублей. Все члены семьи были в восторге, за исключением старшего сына, который считал, что контракт с фирмой — это просто здорово, но сама мысль о смене гражданства недопустима и сопоставима с предательством. После нескольких довольно неприятных сцен с криками и хлопаньем дверьми родители решили уехать без Ярослава — взрослый, двадцать четыре уже, скоро аспирантуру закончит, как программист уже неплохие деньги зарабатывает. Так что годик-другой побесится, посмотрит на этот бардак, одумается и приедет к своим.