Андрей Дьяков - За горизонт

– Гена, ты не поверишь… – Сталкер разогнул спину, в замешательстве стянул противогаз, явив тритонам растерянное взмокшее лицо. – Показания – меньше естественного фона. Практически ноль!

– То есть либо источник действительно святой, либо…

– Не вспугни, – перебил Таран заплетающимся языком. – Не надо. Больше никаких догадок. Давай уже сплаваем в этот гребаный храм Подземника и проясним все раз и навсегда.

Заметив оживление на лицах сталкеров, Остроухий сделал приглашающий жест и первым скользнул в прорубь. Спустя мгновение его блестящая голова показалась на поверхности. Немигающие глаза с любопытством следили за возней человека, натягивавшего водолазный костюм. Подходящего Геннадию размера так и не нашлось, поэтому гигант обошелся аквалангом, заявив, что холод ему одинаково не страшен как на суше, так и в воде.

Нацепив ласты, Таран медленно опустил ноги в черную воду и ненадолго замер, разглядывая собственное колышущееся отражение.

– Что, брат, страшно? – тихо спросил Дым, отпустив загубник.

Сталкер кивнул, не поясняя. Пусть уж лучше Геннадий думает, что напарника пугает предстоящее погружение. Даже самому себе Таран ни за что бы сейчас не признался, что больше всего боится в который раз выйти на ложный след.

– Потрудитесь объясниться, юноша! – строго произнес старик, уткнув руки в бока. – Поскольку ваше заявление попахивает откровенным бредом! Куда лететь? Зачем? Что за спешка, в конце концов?!

Глеб терпеливо сосчитал про себя до трех, перевел дух и нехотя произнес:

– Восьмой рассказал мне кое-что еще…

– … о чем ты не стал говорить Тарану? – догадался Мигалыч.

– Да.

– Если не можешь доверить это собственному отцу, то почему говоришь нам? – удивилась Аврора.

– О том и речь. Я хочу попросить вас не спрашивать ни о чем. Пока. Просто прошу поверить. Всего один перелет! Совсем короткий! Это недалеко отсюда! Пожалуйста! – Глеб с мольбой во взгляде замер перед стариком.

– И не подумаю! Горючки в обрез. Хорошо, если на обратную дорогу хватит! – ссохшиеся губы Мигалыча тряслись от волнения. – И я обещал твоему отцу не спускать с вас глаз!

– Вот и не будешь спускать! Просто отвези нас туда, куда я укажу. Или… – Глеб запнулся, в отчаянии сжав кулаки.

– Или что? – Мигалыч скрестил руки на впалой груди.

– Или вот что!

Сухо щелкнул взведенный затвор. Руки с зажатым в них «Бизоном» взмыли вверх, но на полдороге дрогнули, остановились, медленно опускаясь. Положив пистолет-пулемет на скамью, паренек развернулся и, давясь выступившими слезами, убежал в трюм.

– Да какая муха его укусила?!

Старик проводил Глеба взглядом и переглянулся с Авророй в поисках поддержки. Но девочка удивила не меньше, тихо вымолвив:

– Я тоже считаю, что надо лететь…

– Но почему?! – воскликнул Мигалыч.

Аврора долго не отвечала, недоумевая, как взрослый может не понимать таких простых вещей.

– Потому что я верю Глебу. Мы все должны доверять друг другу. Иначе грош цена такой дружбе…

Теперь замолчал старик, осмысливая слова ребенка – казалось бы, наивные, но в то же время слишком правильные, чтобы их оспаривать.

– Грош цена… – эхом отозвался он, наконец, и шаркающей походкой зашагал в трюм.

Паренька Мигалыч обнаружил сидящим у иллюминатора. Взгляд Глеба, устремленный вдаль, неотрывно следил за игрой пенных бурунов на неспокойной поверхности моря. Этот же преисполненный решимости и не поддающейся объяснению внутренней силы взгляд резанул по старику, заставив того сбиться с шага. Устало притулившись к переборке, летчик заговорщицки подмигнул здоровым глазом:

– Так куда, говоришь, прошвырнуться надо?

Расплывшись в улыбке, Глеб стрелой проскочил мимо старика в пилотскую кабину, откуда до слуха взрослого донесся звонкий мальчишеский голос:

– Я тебя обожаю, Мигалыч! Погоди, сейчас карту принесу!

Под водой, в царствии вечных сумерек и ватной обволакивающей тишины, собственная ничтожность осознается так же остро, как и чуждость окружающего пространства. Пространства, практически лишенного притяжения и привычных понятий верха и низа, наполненного невнятными приглушенными звуками, движением аморфных теней где-то на грани видимости, мельтешением мутной взвеси возле самых глаз, которую так и подмывает смахнуть с обзорного пластика.

В такие минуты привычный мир схлопывается до размеров маски, плотно обжимающей лицо, и грохота собственного натужного дыхания в ушах. Подспудный страх охватывает при мысли, что каждый следующий вдох чуть меньше предыдущего; заставляет с опаской прислушиваться к собственным ощущениям и вызывает необоримое желание без конца вглядываться в показания манометра. Достаточно ли в баллонах живительного воздуха? Далеко ли еще до точки невозврата? Тысячи тонн воды давят морально и физически, выделывая с организмом злые шутки, заставляя сердце трепетать подобно пойманной в силки птице, а неконтролируемая дрожь пробегает по телу каждый раз, когда сквозь резину костюма ощущается прикосновение пугающей и непостижимой бездны вокруг – будь то не в меру любопытная рыбина, скальный выступ или иное препятствие.