Максим Волосатый - Легион выродков

Хотя я уже начал сомневаться, что оно вообще было – Илла в очередной раз вернулась с неутешительным известием.

– Нет, Егор, ничего не видно. Ребята там крутятся, но им не сесть.

Правильно, им не сесть. Это пространственники плюют на размеры. В космосе габариты нужны только транспортам и линкорам. И то последним – лишь потому, что они совмещают в себе еще функции ремонтных баз и тех же транспортов. А на боевых кораблях до среднего класса главные помещения – это жилые зоны, движки и орудия. Поэтому пространственники, по сравнению с атмосферниками, и кажутся маленькими – им планировать в воздухе не надо. Ну и соответственно падать (а тем более садиться) на горные пятачки, подобные нашему, атмосферники не могут.

Уф, кажется, дошли. Мысль о том, что где-то рядом, в двух шагах от нас, может при смерти лежать Сванич, подгоняла не хуже любого кнута. Только бы успеть, только бы успеть, только бы… Ну!

Черт! Илла и остальные наблюдатели, кружащиеся сейчас над нами тремя хищными птицами, не соврали. На плато (его и в самом деле правильнее было назвать «пятачок») не было никого. И ничего.

На его поверхности (да уж, ровной ее можно было назвать только при взгляде с большой высоты) громоздились россыпи валунов в человеческий рост, змеились глубокие трещины, обломанными зубами торчали осколки рухнувших откуда-то сверху глыб, но никаких следов металлической тарелки под названием «опорник» не просматривалось.

У меня даже руки опустились: я до последнего надеялся, что это просто сверху не видно, а на самом деле Сванич вот он, за гребнем, только выйдем – сразу и наткнемся. Глупое чувство…

– Илла, – спасибо Бьяну, он не стал разделять со мной мое расстройство. – Илла, ты не сориентируешь нас, откуда сигнал маяка идет?

Точно! Маяк! Как я мог про него забыть. Хрипящая в конвульсиях надежда тут же бодро подняла истомленную голову, как будто не она тут только что пускала кровавые пузыри.

– Он недалеко, – обнадежила Илла. – Вектор на три часа.

Я тут же уставился на три часа. Ничего. Тьфу ты, не на те три часа. Другая система исчисления. Ну?

…И что? В направлении, куда посылала нас Илла, пейзаж пятачка сильно не выделялся. Ну, разве что какая-то наклонная плита там торчала, но она и близко не могла служить укрытием для корабля размером с опорник.

– Это вот под той плитой? – уточнил задачу Бьян.

– Мне сложно сверху судить о плите, она у меня выглядит плоской, – судя по голосу, Илла внимательно присматривалась к своему сканеру. – Но сигнал расположен примерно в середине площадки.

Я присмотрелся. А похоже. Плита как раз посередине и есть. Он там?!

– Идем! – я рванулся вперед, как будто и не было этого изматывающего подъема по раскаленному склону. Откуда только силы взялись?

Десять метров, двадцать, сорок. Да уж, это с корабля тут все гладко да сладко, а ногами идти – без них и останешься. Сплошные валуны и осколки породы, через которые иногда не переберешься. Приходилось огибать. Полоса препятствий та еще, куда до нее тренажерам на базе! Тем более там и жары этой проклятой нет. Ну, все. По возвращении на Землю – в отпуск, и только на север, в снег. Чтобы упасть в него и лежать, лежать, лежать…

Но по мере приближения к плите мои мысли о холоде, казалось, начали материализовываться. Мне на самом деле стало холодно.

Потому что наклонная плита посредине площадки была не просто плитой, она больше напоминала… крышку. А под ней…

Последние десять-пятнадцать метров я уже бежал, плюя на все, не глядя под ноги…

А зря. Черт! Я покатился по земле. Ногу как будто прострелили. Проклятый валун, понабросали тут. Перелом? Вывих? Нет? Ну и хрен с ним! Стараясь не наступать на воющую от боли ногу, я попрыгал к зловещего вида трещине, которую и накрывала эта злополучная плита. И как только ее сюда принесло? Ох ты, какая она громадная!

Ноги хватило, чтобы добраться до трещины и заглянуть в нее.

А дальше мне стало не до ноги.

Изначально трещина была ровная и гладкая, как будто прожженная чем-то. И глубокая – дна не видно. А плита над ней была не плитой, а частью огромной скалы. И стояла она, судя по всему, на самом краю этой трещины. Черт ее знает, зачем и как? А потом в трещину упала металлическая тарелка. И взорвалась. И обрушила на себя плиту-скалу. И расколола ее. Да еще из стенок трещины понавыбивала осколков. Каждый размером в треть самой тарелки-опорника.

И все эти осколки (как назло – длинные, острые и тяжелые) неподъемными стрелами изорвали то немногое, что осталось от опорника, как на вертела, нанизав на себя жалкие металлические останки.