Виталий Сертаков - Кремль 2222. Юго-Восток

Но громче всех орала наша связанная порося на телеге. Хотя Бык угнал коней далеко взад и там ждал.

— Прикрой меня!

— Эй, Голова, есть еще баллон?!

— Вон они, сверху пристрелялись!

В меня стукнули несколько стрел. Пробили штанину, кровь потекла. Я столкнулся на перекрестке еще с одним уродом. Этот серый попался, весь в каких-то веревках, точно на части рассыпался. Но с ножом длинным кинулся, прямо на меч. Меч у меня добрый, гнутый маленько, из рессоры потому что, сам отец мне правил, а потом еще в Поле Смерти закалял. На такой меч не стоит с ножиком соваться. Но этот серый сунулся, ага, без лапок теперь скачет.

Добивать его не стал, побежал дальше, за развилку, к кустам. Надо ж было срочно выкурить ихних стрелков, не то они всех моих издалека перебьют!

— Бурый, ко мне! Ищи!

Бурому только того и надо. Осьминогами его не корми, дай паршивой вонючке в горло вцепиться! А чо, зубы у него славные, руку перекусывает. Хороший пес, ласковый. Мы с ним в кусты вломились, под трубу поднырнули и полезли вверх по щебеночной горе. Бурый, конечно, впереди. Пригнулся, хвост дугой и — прыжками в гору! На вершине я оглянулся — парни отстреляли все пули, взялись за мечи и аркебузы. Раскачивались все, как положено, кроме Головы. От пули пляска такая, конечно, не шибко спасет, но от стрелы увернуться можно.

Голова под обломком трубы менял баллон в огнемете. У него вечно есть про запас! Голову прикрывал Леха, с двумя аркебузами кружился, самый молодой в моей десятке. Вроде пока парень ничего, держится, хотя на штанах кровь и рожа расцарапана. Вокруг них три трупа догорали. Голова двоих еще из самопала грохнул, мне бы так стрелять!

— Степа, вон он, гнида, по трубе ползет!

— Десятник, Гаврю убили!

— Она кусается, сволочь! Ванька, я ей башку срубил, все равно кусается!

Едва я перевалил вершину, с двух сторон накинулись. Один ткнул штыком граненым, в коленку угодил. Больно, но терпимо. Пока он удивлялся, чего ж я не падаю, Бурый ему в морду вцепился. Упали и покатились вместе. Здоровый, черт, оказался! Три раза Бурого штыком бил, пока не сдох. Не туда бил, дурак, брюхо-то у пса доспехом закрыто!

Второй, горбатый, сам от меня побег. Быстро так побег, может, вспомнил что важное. Я — за ним, в пылище да в колючках, вниз да вниз. Так на жопах вместе с горы и скатились, я чуть штаны не порвал. И сразу на другом отвале арбалетчиков увидал, и самого Шепелявого. Арбалетчиков двое было и с ними заряжающий, двое винты крутили, торопились, третий лежал, по дороге целил. Укрылись хитро, кустиков в камень навтыкали. Если б я не успел, точно положили бы кого из мужиков!

Шепелявый у своих арбалет отобрал, к пузу прижал, в меня выстрелил.

— Твердислав, ты где? У меня заряды целы! — Это Бык где-то там, на телеге, прыгает, в бой рвется. Нет уж, пока обойдемся.

Я качнулся, как отец с детства учил. И — к вонючкам, в горку, клинок сзади, на отлете держу. Еще один болт заточенный мимо свистнул.

— На тебе, сука, на! — Это Кудря, его голос. И меч его, сладко так свистит.

Позади зашипело, черный дым поднялся. И сразу — дикий вой. Ага, Голова второй баллон успел прикрутить, нашим дорогу чистит! Вонючки по земле катаются, да только этот огонь землей не собьешь. Пока с жиром да с кожей вместе не выгорит, не уймется!

Шепелявый понял, что второй болт выпустить в меня не успеет, бросил арбалет — и деру! Я б на его месте все же попытался. Ежели в упор, да эдакой точеной железкой…

— Бей его, Степа! Бей!

— Леха, где огнемет? Вон они, сзади лезут!

Шепелявому кто-то зубы выбил, он с тех пор шипит да плюется. Я с этой гнидой дважды сталкивался, все никак не прищучить. Сам жилистый, точно кот голодный, хитрее всех своих дружков. Харя пластырем залеплена, один глаз маленько криво висит, руки волочатся, пальцы слиплись, чисто рачьи клешни, а на башке кастрюля. Еще мой отец с ним по молодости махался. Живучий, гад, чуть чо — сразу в нору. Он и теперь успел в люк провалиться. Знает, что один я за ним не полезу.

Того, что лежал с арбалетом враскоряку, я пополам разрубил. Встать ему не дал. Возле уха вдруг свистнуло, я отпрянул кое-как.

Видать, он прятался. Страшный такой, лысый, кожа на всей башке пульсирует, кость не затянулась. Он крутил в руке проволоку с шипастыми гирьками. Поганая штука, хрен увернешься. Теперь я знал, кто убил Макара из патрульной роты. Меч поднимать было некогда, сдернул я с пояса нож, рванул вплотную к лысому гаду.

И тут мне — справа, точно оглоблей, по виску врезали. Показалось, день погас, так в глазах потемнело. Кажись, я на коленки упал. Ножом вокруг себя машу, сам не вижу, кого отгоняю. Слышу только — свистит.