Алексей Колентьев - Жизненное пространство. Радиоактивный ветер. Паутина вероятности

Теплое чувство, почти забытое, снова было со мной: неожиданно для себя я понял, что не зря шел в Зону отчуждения. Мое место точно здесь. Я спросил своего проводника:

— Кто этот парень?

Такой вопрос Серому задавали, видимо, не в первый раз, но увиденное настолько его потрясло, что я удостоился развернутого ответа:

— Это Рэд Шахов, один из первых старателей. Пропал много лет назад в центре Зоны. Живым его никто уже лет двадцать не видел. Только вот… так. Потом он стал появляться, предупреждать о ловушках, выводить заблудившихся старателей из опасных мест. Наказывать мародеров, тех, кто дал слово и нарушил обещание и вообще паскудничал сверх всяких пределов. Это призрак Зоны, все зовут его Черный Старатель. Ну, как Черный Альпинист у скалолазов, только тот точно сказка, а наш вот он. Шахов редко вмешивается в наши человечьи дела, еще реже говорит с кем-то. А тебя он ПРИКРЫЛ. — В голосе Серого сквозило неподдельное удивление. — Это вообще случай небывалый: Шахов не выходит за периметр, и вообще — странно все… Короче, не понимаю я того, что вижу… Пошли к барыге, Поп уже, наверно, себе все ногти на ногах от нетерпения обгрыз.

Сказанное меня не удивило, я своими глазами видел, что парень способен таять в воздухе и его не берут пули. Кроме того, ТАК угадывать мысли не мог даже Равиль по прозвищу Шило, мой знакомый мелкий уголовник, живший в моем подъезде этажом ниже и державший подпольный ломбард. Этот жулик угадывал цену, которую можно дать за тот или иной залог и при этом не попасть под статью о скупке краденого…

Пройдя метров сто, мы вышли на окраину заброшенной деревни. Небольшое селение, в семь дворов; целых домов практически не осталось, стекол в окнах нет, крыши просели, стены местами обвалились. Серый остановился.

— Ну, — с явным облегчения проговорил он, — мне налево, свою работу я выполнил. А тебе прямо и направо: в склоне холма увидишь дверь, спускайся вниз. Там владения Поповича и наш местный «отель». — Старатель улыбнулся. — Иди. Барыга ждет. Потом, как устроишься, приходи в лагерь, найти просто: увидишь огонь в бочке, между двух средних хат, услышишь, как местные «барды» мучают гитару, и иди на голос, не промахнешься. Бывай.

И он пошел, закинув автомат на плечо, стволом вниз, чуть ссутулившись. Такое состояние мне знакомо, хоть в мирной сытой жизни уже стало покрываться пылью забвения. Вот так, бывало, ждешь боя, но по какой-то прихоти богов войны кровь врагу пустил кто-то другой, а тебе так и не удалось испытать свою судьбу. Адреналин все еще ходит в крови, руки мелко подрагивают. Бывало… Наконец-то все снова возвращается на круги своя — и форма, и содержание. Ник-Ник, доброй охоты тебе в полях, богатых дичью, двуличный ты сукин сын, спасибо за все!

Я кивнул, показывая, что понял, и побрел на встречу с местным олигархом, благо тут все было рядом.

Вход в резиденцию Поповича никто не охранял, и это действительно оказалась дверь прямо в склоне холма. Больше всего помещение напоминало вход в канализационный коллектор: железная двустворчатая сварная дверь, распахнутая настежь, и скупо освещенный коридор. Вниз вели два пролета ступеней, заканчивающиеся тесным тамбуром и явно стащенной с какого-то судна массивной овальной дверью с высоким комингсом. В правом верхнем углу предбанника висела видеокамера, ее сервомоторчик зажужжал, давая понять, что меня изучают. Какое-то время ничего не происходило. Потом механизм двери зажужжал неожиданно мягко для такой махины, и она открылась мне навстречу. Вполне возможно, что эту дверь стащили из оружейного погреба какого-то крейсера, никак не меньше.

Внутри небольшого квадратного помещения все было предельно функционально: лампа в забранном решеткой «стакане», тоже корабельного происхождения, под потолком. Свод висит низко над головой, чуть подпрыгнуть — и соскребешь макушкой бурую облезающую краску. Справа от входа еще одна дверь, похожая на входной люк, по-другому это не опишешь, скорее всего ведущая во внутренние владения торговца. По левую руку от меня — пять металлических шкафчиков с кодовыми замками, видимо, это камера хранения. Прямо впереди — забранный толстой решеткой прилавок и по совместительству стол, и вот за этим столом, словно заключенный в камере, восседал, положив локти на столешницу, крепкий лысоватый мужик.

Более всего он походил на боцмана пиратского корабля, а не на торгаша, то есть никаких бегающих глазок и вкрадчивых манер, якобы свойственных представителям этой профессии. Голос боцмана оказался под стать внешности — грубый, пропито-прокуренный баритон, чем-то напоминающий голос Владимира Высоцкого. Но актер есть актер, не хватало Владимиру Семеновичу той жесткости, что чувствовалась как в голосе, так и в каждом движении барыги. Круглые, а-ля Джон Леннон, очки не давали повода заподозрить Поповича в принадлежности к интеллигентскому сословию, а скорее говорили, что этот человек носит очки лишь по необходимости и в случае какого-то форс-мажора со стрельбой или кулачной дракой они ему не сильно помешают.