— С Веркой как? — перебил Петрович. — В порядке?
— С Веркой нормально, билеты учит сидит, — перевела дух жена. — А вот ректор и два декана у них, говорит, того…
— Ну и ладно, — сразу успокоился Петрович, очень любивший дочь. — Ты, Люд, принимай какие-нибудь меры, повязки там медицинские, аскорбинку…
— Андрюха, не учи учёную, — устало рассмеялась жена. — Сам смотри, следи как следует за дорогой. Ну всё, целую, пока. Бог даст, ещё созвонимся.
— Пока, — отключился Петрович, убрал телефон и задумчиво полез в кабину.
Чутьё на опасность, благодаря которому он выжил в Афгане, подсказывало ему, что в Москве действительно случилось что-то из рук вон. И ещё, что столичный бардак и здешняя «цветомузыка» были звеньями одной цепи. Которая может оказаться ох длинной. Так что до времени лучше не дёргаться…
Дальше ехали по плохонькой символической дороге, к границе Липецкой и Воронежской областей. В эфире раздался приятный женский голос, прерываемый треском помех:
— Уважаемые водители, к вашим услугам открылось новое кафе. Отличная кухня, душ, туалет, уютные номера в гостинице и бесплатная автостоянка. А также девочки. На любой вкус.
— О, шнапс-консервы-девочки. Сворачиваем немедленно! — рассмеялся пассажир.
— Рацию нормально установить не могут, а туда же, — буркнул Петрович, разворачивая бумажник. Вытащил пятисотенную купюру и пояснил: — Очередной проездной. Впереди «чёрная дыра», Эйнштейну не снилось.
Скоро в сумерках у дороги и вправду открылся ПВК — пост весового контроля. Бастион дорожного правопорядка, крепость закона. Прохаживались менты, слепил глаза прожектор, тянулись в крайнем правом ряду покорные грузовики… Неподалёку, чуть в сторонке, борцы с перегрузом шмонали фуру. Зрелище напоминало досмотр на бухарской таможне времён Ходжи Насреддина.
— Видно, денег не было у бедолаги. Или просто не дал. А зря… — прокомментировал ситуацию Петрович. Въехал, минуя весы, под знак и встал. Почему-то никто не засвистел, не замахал полосатым жезлом, не вскинул автомат…
У водительской дверцы тихо, как тень, возник молоденький пухлогубый сержант. Он терпеливо дождался, пока Петрович не опустит стекло, принял купюру и приличным голосом пожелал:
— Счастливого пути.
Вот и весь разговор, да, собственно, о чём говорить? Всё и так понятно: давай пятисотенную и вали, таможня даёт добро. Вези хоть наркотики, хоть оружие… хоть атомную бомбу под державные краснокирпичные стены.
— А ты говоришь, девочки. Вот он где, сервис, — горько усмехнулся Петрович. Вырулил на трассу и нажал на педаль. — Да за пятьсот рублей они тебе что хошь… Кого хошь…
Казалось бы, откуда взяться эмоциям — для него это была многолетняя данность, но из-за пассажира на всё смотрел свежим глазом и временами, вот как сейчас, с трудом давил злость. Чего ради, спрашивается, он тогда гнил в Афгане, болел гепатитом, валялся под капельницами с развороченным лёгким? Чтобы гуляла и жировала всякая мразь?.. Ведь мог же тогда закосить, отвертеться, дать в лапу… не стал. Потому что ещё верил в добрые сказки и никак не желал принимать реальность, где нормой было предательство, беззаконие и ложь. А ведь если верить историкам (Петрович любил в дороге ставить аудиокниги), это тянулось чуть не со времён царства Урарту. Неужто не кончится никогда?..
— Ничего, ты погоди, — словно отвечая его мыслям, вдруг сказал пассажир, и его ноздри свирепо раздулись. — Недолго им осталось. Пожалеют ещё.
Петрович едва не вздрогнул, но потом сообразил, что имел в виду тёзка. Есть, мол, порох в пороховницах, есть на Руси горячие сердца, холодные головы и чистые руки…
Только Петрович в сказки уже не верил. Он предпочитал добросовестно делать то, что умел лучше всего: чутко держал руль, ведя нагруженный «Глобик», правда, двигаться вперёд становилось все труднее — чем дальше от Москвы, тем хуже становилась дорога. Временами фуры, разъезжаясь, тяжело колыхались по обочине. Одно хорошо: цветомузыка в небе всё разгоралась, превращая ночь в день. Другое дело, что радужная фантасмагория казалась необъяснимо зловещей.
Наконец Петрович и без тахографа почувствовал — на сегодня с него хватит, пора останавливаться на отдых.
— Ну что, Андрей Владимирович, скоро будет парковка, — покосился он на пассажира. — Если что… в общем, с девочками.
Самому ему было не до баб, и даже не из-за почти восемнадцати часов за рулём. Петрович, что в наше время редко встречается, любил жену, считал её лучшей на свете женщиной и приключений на стороне не искал. Какие девочки — скорее позвонить бы в Москву…
Читать дальше