Роберт Бюттнер - Сироты

Кто-то из слизней начал стрелять. Говардова команда изучила их оружие, которое мы подобрали в пещерах. Говорят, магнитные ружья. По мне так один хрен.

Их пули, даже не долетев до горы, подняли фонтанчики пыли на равнине. Я задрал голову к небу, гадая, где, черт подери, «Надежда».

Тра-та-та!

Я чуть не подскочил от неожиданности. Рядом, прижавшись к пулемету, лежала Пигалица. Из дула поднимался дымок. Пристреливается.

Пули слизней уже достигли основания воронки и все ближе и ближе придвигались к нам.

Я снова глянул на небо. Там, на фоне огромного полосатого Юпитера, показалась серебристая точка.

«Надежда».

Пули слизней вгрызались в камни сотней ярдов под нами.

Я переключился на лазерный целеуказатель, и тонкий красный луч протянулся к вражеским рядам. Я провел лучом туда-сюда.

От серебристой точки вверху отделились несколько огней и поползли к нам.

Сердце оглушительно стучало.

Хрясь!

Пуля расколола камень в десяти ярдах правее нас.

Бум!

Желтая вспышка осветила ряды слизней, за ней вторая.

Каждая из этих вспышек была двухтысячефунтовой бомбой. Мы лежали, наверное, в миле от взрыва, но гора под нами содрогнулась. Пара дюжин дохлых слизней остались валяться на месте взрыва. Здорово. Если так пойдет дело, то нас, глядишь, задавят сорок восемь, а не пятьдесят тысяч слизней. Я в ужасе смотрел на катившуюся к нам живую волну.

— Нужна ли поправка, прием?

Я вздрогнул, возвращаясь к действительности. Конечно! Это ведь пристрелочные бомбы! Мне полагалось корректировать огонь.

— Эээ… Нет, все в порядке. Бьете, куда надо.

Новая бомба упала посреди наступающих слизней. Поднялось облачко пыли, земля содрогнулась, и еще десяток-другой зеленых отправились к праотцам.

— Только ни черта вы не убиваете. Пыль заглатывает бомбы.

Молчание, потом смачная ругань. Зато теперь я хоть знал, что с настоящим солдатом разговариваю.

— У нас в бомбах взрыватели для наземных взрывов, — простонал настоящий солдат.

Ну да. Рассчитывая на скалистый рельеф, артиллеристы поставили контактные взрыватели, которые срабатывают при соприкосновении бомбы с поверхностью; тогда взрыв разбивает близлежащие камни на множество смертельных вторичных осколков. Теперь же бомбы уходили под землю прежде чем взорваться, и пыль смягчала эффект взрыва. Здесь требовались другие взрыватели, такие, чтобы срабатывали в воздухе, в пятидесяти футах над слизнями.

Артиллерия славится девизом: «Всегда вовремя, всегда в цель». И вот сегодня, во время самого ответственного артобстрела в истории, пушкари подкачали.

— Можете ли вы сменить взрыватели, прием?

— Слишком долго менять. Мы уже заряжаем бомбы для воздушного взрыва.

Я отчетливо представил себе, как экипаж «Надежды» тащит нужные бомбы со склада в центре корабля к лифтам, идущим в оружейный отсек. Если постоянно ломающиеся компьютеры «Надежды» решат зависнуть именно сейчас, лифты остановятся, и нас сотрут в порошок. Я уже различал отдельных слизней, несущихся вперед.

— Лейтенант, — мой шлем переключился на радиочастоту взвода, — как там с огневой поддержкой? Тут на нас миллион слизней лезет.

— Скоро будет. Открывайте прицельный огонь, когда противник приблизится. Конец связи.

Ползли минуты. Все понимали: прицельный огонь бесполезен, если с неба не посыпятся бомбы. И точка!

Пигалица подняла глаза к небу и беззвучно зашевелила губами. Она всегда молилась о спокойствии в бою. Я последовал ее примеру и стал молиться о шрапнели.

Пули слизней уже свистели вокруг нас.

— Готово, — сказали в наушнике из центра управления огнем. — Принимайте.

Господи, хвала артиллеристам! Хвала компьютерам «Надежды»!

Небо побагровело: теплоизолирующее покрытие бомб горело в атмосфере и тянулось за ними хвостом, будто кометы летели сквозь черное небо Ганимеда. Взрывы бомб начались поодиночке и тут же слились во все ускоряющееся крещендо, будто воздушную кукурузу готовили в микроволновке. Каждый взрыв убивал слизней сотнями. Мои ребята радостно загигикали.

Я навел целеуказатель на слизней, хоть они и скрылись в дыму — нет, не в дыму, здесь же нечему гореть, — в пыли. Когда пыль рассеивалась, от слизней в эпицентре каждого взрыва оставалось пустое место, окруженное кусками их тел и, дальше, целыми трупами.

Слизни бесчеловечны. Они убили мою маму, пытались убить меня — и все же на секунду, пока их раскидывало мощными взрывами, меня кольнула жалость к гибнущей жизни. Жалость, видимо, незнакомая соратникам погибших: те, не останавливаясь, перли дальше.