Сергей Рублёв: Проснуться среди звезд

— Н-не смог… — выдавил из себя Мовай, опуская голову. Лицо капитана вновь приняло жесткое выражение:

— Ты правильно выбрал, где служить, Мовай 407, — сухо сказал он, и, повернувшись на сигнал причальной сирены, бросил Антору через плечо:

— После прохождения тестов представить на утверждение. Все!

«Все…» — мысленно повторил Антор. Сирена надрывалась, вызывая досаду своей ненужностью — все кончалось… и все начиналось опять, в который уже раз.

…Палуба обрывалась во тьму — люди невольно жались друг к другу на краю бездонного провала, хотя разум говорил, что их отделяет от него скорлупа прозрачной брони. «Вот он», — произнес кто-то вполголоса. Легкое движение, и все вновь замерли, устремив взгляды в одном направлении. Из глубин космоса к ним двигалось что-то несуразно-кособокое, как подпаленный на огне паук, только белого, слепяще-белого цвета… Молчание стыло болотным туманом, пробирая дрожью до самых костей — десятки глаз напряженно всматривались в приближающееся чудовище, которое отныне будет их домом… их единственной надеждой выжить. Но надежда жить основывалась на смерти. Этот громадный белый корабль — продукт многих поколений человеческой мысли, направленной на уничтожение, и изящно изогнутые конструкции заключали в себе смерть в самых разнообразных видах, формах и упаковках. Среди этой смерти кое-как размещалось сто сорок человек экипажа и три тысячи десантников — все вместе называлось «Гром», десантный крейсер II галактического класса.

— Первая десятка, к выходу! — громыхнувший динамик вывел людей из оцепенения, они ожили, зашевелились, заговорили — но как-то замедленно, словно нехотя. Говорить громко или смеяться казалось кощунством, словно происходящее было какой-то церемонией со скрытым от непосвященных смыслом…

Миг стыковки произошел в торжественно-ритмичном лязге, мрачно вызвонившем по всем закоулкам транспортника. В наступившей тишине голос прозвучал ватно и невыразительно:

— Пора… — Антор погасшим взглядом скользнул по своему спутнику и направился к рубиновой звездочке выхода. Оторвавшись от зрелища причалившего крейсера, Мовай послушно качнулся следом — гравитация здесь не регулировалась, и люди на своих магнитных подошвах напоминали воздушные шары на привязи.

…Шагая сквозь изморозь переходного тамбура, Антор чувствовал, как с каждым шагом в нем замирает жизнь. Все возвращается на круги своя. Вот его круг — жизнь как во сне до следующего отпуска. Нет, скорее как в непрерывно тянущемся кошмаре, от которого невозможно избавиться — разве только вместе с жизнью… Но из всех он выжил один. И живет — отравленных страхом, с расшатанными нервами, с приступами неизвестной болезни… Секрет? Он прост — чуткость Т-разведчика невероятно обостряет все тот же инстинкт самосохранения, так заботивший специалистов. «Это страх… да. И ты — сплошной комок отчаяния, вздрагивающий от малейшего прикосновения. И всю-то нашу службу, будь она проклята, надо бы назвать просто — службой страха…»

Давя ногами попискивающий иней, он припомнил, как истерически рыдал после первого боя — весь нестерпимый ужас смерти навалился тогда на него, и но еще не мог, не умел с этим справиться. Какая все-таки подлость — на самом острие всегда должны быть самые уязвимые!

Шаг… Еще шаг… Створки шлюза открыты внутрь, обнажая оранжевую утробу крейсера — на Антора пахнуло пресным запахом разогретого пластика и машинного масла. Вот и все — обряд возвращения закончен. Снаружи незаметно — только взгляд чуть потускнел, да движения замедлились, став округло-плавными. Но если бы кто мог заглянуть прямо в душу, то вряд ли узнал бы его теперь.

…Оранжевый свет изотопных ламп придавал всему оттенок потусторонней жути, а изломанные тени роботов усиливали это впечатление — трюм казался раскаленным преддверием ада. «Часовая готовность… Часовая готовность… — пробубнило где-то под потолком, — всем, не участвующим в погрузке и профилактике, немедленно покинуть трюм…» Мовай невольно втянул голову в плечи от этого неживого голоса и покосился на своего нового командира — тот был невозмутим. Переждав стадо роботов-дублей, с лязгом топающих к своим хранилищам, он вовремя увернулся от неуклюжего погрузчика и проник, наконец, к выходу из этого бедлама. Мовай держался рядом, с опаской поводя глазами — действительно, со стороны процесс техосмотра, совмещенный с погрузкой и сменой личного состава, выглядел устрашающе. Офицеры, деловито спешащие по своим делам, праздношатающиеся десантники, без толку тыкающиеся новобранцы и куча кричащих, галдящих и ругающихся техников в замызганных комбинезонах составляли пеструю картину, а юркие ремонтные роботы, неожиданно возникающие из каких-то щелей и пробегавшие невзначай по стенам и потолку, довершали ее. Антор уверенно вел своего подопечного запутанным лабиринтом проходов, время от времени оглядываясь, чтобы не потерять в суматохе. Неожиданно они оказались в другом трюме, еще большем, чем тот, который покинули — боковая галерея, плавно изгибаясь, вела их наверх. От одного взгляда вниз у афрана закружилась голова — копошившиеся там люди выглядели отсюда не больше муравья… «Главная грузовая палуба, — сообщил хонниец, — сейчас ярусы убраны — загрузка не полная…» Молодой штрафник между тем успел уже полностью потерять ориентировку в этом индустриальном хаосе — все эти несимметричные объемы и непрямые углы, казалось, нарочно придуманы для того, чтобы запутать, заморочить угодившего сюда человека, лишив его привычных ориентиров — где пол, где потолок, где стены? Что и говорить, планировка диковатая. Она и не ставила своей целью создать удобства для людей, сообразовываясь в основном лишь с хитрыми выкладками нелинейной механики и свирепой заумью сверхпространственных измерений. Основой же была спираль — и весь корабль был словно скручен в жестоком припадке…