Сергей Бузинин - Отпуска нет на войне

- Бурам здесь делать нечего! — снисходительно ухмыльнулся Алмейда, поглядывая на Майлза с явным превосходством. — Это хозяйство Ван Вель Гроневальда, а он еще прошлой осенью к Жуберу записался и теперь торчит под Ледисмитом.

Не желая больше распинаться перед временным попутчиком, проводник подъехал к Бёрнхему и просительно протянул руку.

- Позвольте вашу трубу, хефе капитан, — чуть заискивающе протянул португалец. — Знать, кого черти принесли так не вовремя, будет совсем нелишним. — Опережая еще не высказанный вопрос, Жуан Паулу затараторил: — я знаю всех на добрую сотню миль вокруг, может, знакомого увижу.

Получив просимое, Алмейда, не обращая на настороженное перешептывание за своей спиной никакого внимания, надолго приник к окуляру.

- Как я и думал, хефе капитан, это не буры. — С досадой цыкнул сквозь зубы проводник, возвращая Бёрнхему трубу. — Но нам, один черт, ничего не светит. Сюда нагрянул чертов проходимец, этот, как его…во! Артур Вилкат! Или Вискас?.. Не помню точно, люди его чаще Вонючим Хорем с Черного ручья называют. Так что нам лучше убраться отсюда поскорей… Или вы, хефе капитан, желаете взглянуть на представление? Как это по-вашему?.. Шоу?

- Какое еще шоу? — раздраженно бросил Фрэнк, внимательно вглядываясь в приближающуюся свору.

- Ничего нового, хефе капитан, ничего нового, — скучающим тоном протянул проводник. — Ферму сожгут, баб, как водится, попользуют. Потом, правда, он их на деревьях сушиться развесит, но с фантазией! Кого-то, скорее всего, на воротах распнет, кого-то на кол посадит, но требуху всем повыпустит, это точно! Будет интересно!

- Я не желаю смотреть, как развлекается этот подонок, — зло процедил Бёрнхем, проверяя каморы револьверов. — Я собираюсь спуститься вниз и вышибить ублюдку мозги!

- Но хефе капитан! — разом побледнев, испуганно проблеял португалец. — Это неразумно! Во-первых, в команде Вилката больше дюжины людей, а во-вторых!.. Из-за кого вы собрались рисковать своей и нашими шкурами? Это ведь буры!

- Во-первых, — передразнив интонацию проводника, презрительно сплюнул Бёрнхем, — мне плевать, сколько их там собралось. А во-вторых, — Фрэнк ткнул черенком плети в сторону фермы, — там не просто буры. Там — женщины и дети! Всё! Дебаты окончены.

Американец, не вслушиваясь более в протестующие стоны португальца, резко развернулся к друзьям.

- Действовать будем так же, как в Аризоне, в восьмидесятом. Сварт! Тебя с нами не было, так что слушай внимательно. Идем уступом. Я — головным, за мной на фут вправо и влево Майлз и Рой, следом за ними, с таким же интервалом, идут Сварт и Картрайт. Алмейда — замыкающим. Но на этого хлюпика, — командир кивнул в сторону возмущенного заворчавшего проводника, — надежды нет, так что берегите спину. Несемся во всю прыть. Как будем на территории фермы, каждый, выбрав заранее мишень, бьёт точно в цель. Как свалите своего, выбирайте следующего. Чтобы избежать путаницы, выбирайте цель каждый по своему флангу. Майлз и Сварт слева, Рой и Уилл, соответственно, справа. Да! Во что еще…

Фрэнк развернулся к мрачно скалящемуся Картрайту.

- Уилл! Ты по-волчьи петь не разучился? Нет? Вот и замечательно. Как первый залп прогремит, ты взвой посильнее, пусть их лошадки напугаются. Меня этому фокусу в восемьдесят восьмом один приятель обучил. Русский, но ни почем не скажешь, что медведь лапотный, сообразительный такой мужчина. Был…

- А чего он был-то, чиф? — с любопытством бросил Паркер. — Ежли был, то его вроде как уж и нету? Куда делся этот сообразительный?

- Я его убил, — внезапно помрачнев, жестко отрезал Бёрнхем. — Все готовы? Тогда вперед. Пересечем двор и сворачиваем во-о-о-н за той конюшней. Там спешиваемся и добиваем уцелевших. Ходу, джентльмены, ходу!

Тем временем, отряд Вилката веселился во всю. Не озаботившись выставить часовых, бандиты споро разбежались по ферме: кто-то азартно ловил кур и прочую живность, кто-то, звучно хэкая при каждом ударе, смачно лупил вякнувшего что-то невпопад негра. Троица полупьяных разбойников, обмениваясь скабрезными шуточками, деловито раскладывала на земле истошно вопящую девчонку лет пятнадцати. Еще двое, глядя на это с радостным ржанием, удерживали за волосы, бьющуюся в истерике миловидную женщину лет тридцати пяти, видимо, мать девчонки. Жутковатого вида верзила в предвкушении наслаждения нарочито медленно спустил брюки и радостно осклабился. Опуститься поверх верещащей девчонки он не успел — пуля сорок четвертого калибра, врезавшись под сердце, мгновенно перечеркнула его жизненный путь. Он так и умер: без штанов, с довольной улыбкой на перекошенной похотью роже и, вроде бы даже не поняв, что умирает.