Андрей Жиров - Отмщение

Да, это были жестокие, но справедливые слова. Галина невольно замерла, облокотившись о стол. Только что владевшее сердцем настроение мгновенно испарилось, оставив горький привкус тоски. Усталым шагом Ветлуга вернулась на рабочее место. Жесткое, вытертое за годы кожаное кресло молча приняло хозяйку в объятия.

- Всего пять дней прошло... - пробормотала Галина. Тонкие пальцы нервно теребили подлокотники. - Да, ещё могут успеть. Есть надежда - всегда есть.

- Глина Викторовна... - Белозёрский тяжело вздохнул. Вы прекрасно понимаете, что мне, как и каждому, хочется надеяться на лучшее - я же не изувер. Но... Но так же хорошо вам известны и выкладки. Ни одного сигнала от приписанных групп не пришло.

- Это ничего не меняет, - твердо возразил Толстиков, тяжело падая обратно в кресло. - Статистика статистикой, а жизнь аршином не измерить.

- Илья Сергеевич! - воскликнул Белозёрский. - Да разве я не хочу, чтобы случилось исключение?! Только ведь мы не имеем права только надеяться на чудеса... Если ещё в течение трех дней никто не подойдет - по инструкции следует задействовать резервный протокол...

- Не бойтесь, - усмехнулся Толстиков. - Вероятно, общий сбор так и так придется трубить...

Внезапно различив на грани слышимости шаги, генерал замолк на полуслове, резко обернулся к дверям. Коллеги недоумевающие переглянулись, но всё же последовали примеру Толстикова. И действительно - спустя несколько секунд раздались совершенно явные характерные звуки - сухая трель каблуков по плитке.

Вестник, следовало признать, бежал вполне быстро. У Галины внезапно зашлось сердце. "Что же случилось?! - единственный вопрос обнаженной жилой дрожал в сознании. - Что же?!"

Лица мужчин невольно обрели подобающую моменту суровость. Переглянувшись, генералы синхронно проверили оружие: Белозёрский в подмышечной кобуре, а Толстиков - небрежно заложенный за спину на ремень.

Наконец тягостное молчание - вместе со звоном шагов - прервалось. Отдышавшись пару секунд, вестовой решительно двинул костяшками о дверной костяк:

- Галина Викторовна! Срочное донесение!

- Входите! - крикнула Ветлуга. Женщина изо все сил старалась скрыть волнение в голосе. Вроде бы получилось, хотя и Толстиков, и, кажется, Белозёрский заметили проскользнувшую дрожь.

Дверь рывком распахнулась. Через порог переступил взволнованный молодой парень - из новичков, их всегда держат первое время на дежурствах.

- Галина Викторовна! - слова жгли язык. И, судя по восторженному недоумению, застывшему на лице, Ветлуга с облегчением поняла: принес хорошую весть. - Галина Викторовна!! Пришли...!

Глава N2 - Гуревич. 04.17, 9 ноября 2046 г.

"Живой... Неужели? Живой... Живой?" - нехитрая мысль ожесточенно дрожала в сознании, подминая под себя весь мир. На некоторое время Рустам даже потерял связь с прошлым, настоящим - всё, даже имя перестало иметь значение. Только одно безграничное удивление, щедро замешанное на боли существовало в тот миг: "Живой... Живой?"

Память, впрочем, как и чувство реальности постепенно возвращались. Мелкими, будто нарочно садистскими шагами, заставляя сполна заплатить за каждый миг воспоминаний. События последних дней с холодной неторопливостью палача строго одно за одним всплывали в сознании: флотские учения, завершившиеся невиданной бойней, безумная атака "Неподдающегося"... После бегство: неизбежное, но от того не менее мучительное. И ушедшие навсегда товарищи лишь обостряют боль утраты... Бесконечный ледовый поход, где за ошибки, за промедление пришлось заплатить немалую цену. За ошибки в том числе и самого Рустама. Если бы успеть раньше - на десять, даже на пять минут! - всё было бы по-другому... Но ничего не изменить. И эта кровь навсегда останется на его совести...

Гуревич вдруг с явной отчетливостью осознал: последние несколько дней чувство вины накапливалось, подспудно давило на сердце. Пускай даже и не признавая в открытую, подсознательно Рустам искал выхода. И в конце концов отыскал - в разведке на Сургут. Предлагая вариант Геверциони Гуревич искренне планировал уцелеть, перегруппироваться и продолжать борьбу, хотя бы и в отрыве от остальных сил. Но правда в том, что уже тогда майор готовился заплатить единственную цену, которую мог. И последний приказ Добровольскому стал лишь закономерным итогом, где сознание наконец примирилось с эмоциями.

Тогда, покинув наконец пределы города, словно куцая стая волков, затравленная невероятной оравой раззадоренных, остервеневших гончих, разведчики не искали спасения, - лишь продолжали оттягивать противника подальше, чтобы отвести даже минимальную угрозу от мирного населения. Но это бегство уже изначально было обречено... Если в пределах городской черты группа с легкостью петляла в лабиринте улиц, играючи отрывалась от преследователей. То на открытом пространстве, изредка перемежающемся кустарником и отдельными деревцами, противник сумел должным образом использовать преимущество в технике и оснащении. И ощущение скорой крови опьянило достаточно, чтобы с восторгом вцепиться в самый хвост - ведь немцы твердо знали: впереди нет ни засады, ни вообще крупных сил противника. Значит, гону не оставалось преград... Чего и добивался Гуревич.