Виталий Сертаков - Демон и Бродяга

– Что-о?! – Тулеев забыл, что хотел в уборную, забыл о прежних страхах перед неучтивыми гостями. – Не может быть жив тот, кто лежит в земле больше тысячи лет, каким бы достойным воином он ни рождался, пусть даже хозяином половины мира! Дух его может витать, может воплотиться в кого-то другого, но пепел и пыль не рождают кровь и плоть.

– Сердца нужны, много свежей крови, – в исступлении забормотал сова, раскачиваясь из стороны в сторону. – Смелые сердца нужны, шаман. Нет таких сердец, нет героев, готовых умереть за Хозяина мира…

– Хозяин мира – не умер, – внятно повторил лебедь, упирая Тулееву в грудь острый мозолистый палец. – Чтобы вызвать его из усыпальницы, недостает сильного шамана, умеющего входить в царство мертвых. Ты разбудишь его, даже если нам придется для этого вынуть и твое сердце, старик.

Тулеев сразу поверил, что они легко вынут его сердце.

– Но зачем? – обреченно спросил он. – Зачем вам живой воитель из рухнувшего мира? У него давно нет армий, нет городов, которые надо брать штурмом, и некуда девать зарытое золото. Зачем нам страшная легенда прошлого?

– Затем, что президент Кузнец вернется на железном звере и поработит всех нас, – лебедь распустил кушак, и на мгновение под засаленным парчовым тэрлигом показалась пупырчатая серая кожа, покрытая белесым пушком. – А он непременно вернется, мы гадали на человеческом сердце, шаман. Да, да, не дергайся, что ты дергаешься? Тебе ли не знать, что человеческое сердце не обманывает? Так вот, Кузнец доберется до Петербурга, и его русские орды уничтожат всех, кто уцелел. Им снова понадобятся наши самоцветы и наше золото, они снова начнут ставить вешки и заборы! Они запретят нам бить зверя в нашей же тайге. Они снова захватят все, а нам даже не будет позволено ловить рыбу в ручьях. Только величайший из моголов может нас спасти!

– Сердца нужны, гордые сердца героев окропят знамена Хозяина, нужны смелые сердца, – скороговоркой выпалил сова.

– Если русские починят железную дорогу, Хозяин уже не проснется, так говорят все гадания, – уныло прошипел лебедь. – Они заселят каждую щель, снова полезут под землю в поисках самоцветов. Могила захлопнется на тысячу лет.

– Империя Кузнеца сейчас очень далеко на западе, – прохрипел бык. – Но разве ты не слышал, что болтали Хранители меток, эти надменные русские колдуны, прилетавшие на ящерах? Империя расширяется, даже страшнее и быстрее, чем растут Желтые болота и блуждающие прииски. Но русский царь, проникший сюда с помощью бесов, – это только одна опасность. Есть сведения, что он подружился с монахами из храма Девяти сердец. Да, да, шаман, не трясись! Или русские придут, или китайцы. Скоро всем нам конец, конец твоему улусу и свободной жизни, если мы не разбудим Тэмучина. Только он вернет в мир гордую империю моголов!

Тулеев глубоко задумался. Внезапно он поверил, что нужен своему народу, разбросанному по тайге, обедневшему, потерявшему веру, не рожавшему в последние годы сильных шаманов, утратившему гордость. С одной стороны – наглеющие банды китайских мандаринов, с другой – кошмарные болота, рожденные химией Большой смерти, а теперь еще и русские. Не те мирные спокойные русские, что испокон обитали в Чите, а страшные голодные разбойники из неведомого Петербурга!..

– Что вы от меня хотите? – тихо спросил Саян.

– Убить Кузнеца и Варвару мы сумели бы и без тебя, – заухал сова. – Правда, будет много крови, дорого придется заплатить, но… сумели бы. А вот вечного старца нам не одолеть, его смерть заговорена русским колдовством и спрятана в стихе. Останови их, Тулеев, напусти на них железных бурханов. Выйди к ним, притворись их другом, сбей с пути, замани на Алааг Хан. Шаманские улусы будут ждать вас там…

– И что потом? – затаил дыхание Саян.

– Мы вырвем их смелые сердца над могилой Чингис-хана… – улыбнулся лебедь.

– И обагрим их кровью белое девятибунчужное знамя, спрятанное в гробнице! – заухал сова.

– И повелитель восстанет… – топнул копытом бык.

Четверка откормленных широкогрудых коней, укрытых кольчугами, рысила по разбитой бетонке, обгоняя встающее солнце. Кони влекли за собой настолько необычный экипаж, что дровосеки, охотники, сборщики ягод и прочий люд, возвращавшийся в Читу вдоль шоссе, цепенел в изумлении. Сначала из-за поворота слышался дробный стук тяжелых копыт, затем появлялись мохноногие тяжеловесы, закованные в доспехи. Они тащили за собой американский тягач Кенвуд с платформой, на которой вольготно расположилась кабина еще одного грузовика, со всех сторон обшитая сталью. Вместо лобовых стекол в рамы Кенвуда были вставлены толстые листы металла, с прорезанными смотровыми щелями. На бесконечном капоте покачивал стволом танковый пулемет. Второй пулемет и черный раструб огнемета торчали из задней кабины.