Виталий Сертаков - Демон и Бродяга

…Спокойно, главное – не паниковать. Недаром Клопомор предупреждал, что их розыгрыши добрыми не назовешь. Черти, я ведь просто просил показать кусочек преисподней…

Артур не решился приближаться к синему ковру. Вместо этого он повернулся и зашагал назад по коридору. Только пройдя десяток шагов, он обнаружил, что коридор не кончается. Напротив, он удлинялся с каждым шагом, а пол приобрел явный уклон вниз. Изящный журнальный столик, стоявший в тупичке, обернулся мелким коричневым пятнышком. Ковалю казалось, что он смотрит в жерло бесконечного прямоугольного короба.

С потолком тоже творилось что-то неладное. Во всяком случае, высота его заметно перевалила за три метра. Китайская ваза, настоящая работа какого-то там мастера Фунь-Дунь-Сплюнь, стоявшая обычно возле комнаты дочерей, оказалась на месте. Но с ней тоже произошли заметные перемены, она стала заметно шире и ниже. Теряя элегантность линий, она походила теперь на гигантский ночной горшок, опутанный паутиной иероглифов.

Уклон пола все нарастал, Артур остановился и сделал несколько глубоких вдохов. Двери в комнату сына больше не существовало, вместо нее, на уровне груди, торчал выпуклый стальной люк, похожий на крышку торпедного аппарата. Зато в невообразимой дали, в тупике убегающей вниз расщелины, там, где должна была находиться спальня, переливались огоньки десятков свечей и прерывисто рокотали барабаны.

Коваль еще раз удивился гремящей музыке.

Заглянул за край портьеры, попытался осмыслить, что же увидел. Готово было родиться слово «предбанник», но застыло, так и не родившись, потому что это был совсем не предбанник, а часть колоссального помещения, удивительно похожего на церковь. Чем дольше он смотрел, тем больше убеждался, что к православию этот храм не имел никакого отношения.

…Мне надо срочно проснуться и уговорить Кощея на другую просьбу. Мне все это не нравится, не нравится, это плохо кончится…

Позади оказалась сплошная мраморная кладка, плавно изгибавшаяся в обе стороны. Вдоль стены возвышались бронзовые треноги с масляными светильниками. Покрывая копотью розовый мрамор, чадили фитили в массивных плошках. Артур стоял в тени огромного занавеса, сквозь многочисленные прорехи которого прорывались лучи более сильного света. С той стороны занавеса, сквозь прерывистое уханье оркестра доносились выкрики и смех.

Музыкантов было четверо, они походили на неопрятный фольклорный ансамбль. Кряжистый бородатый мужик, закутанный в пурпурную простынку с блестящей пряжкой на плече, наяривал на огромном разрисованном барабане. Еще двое, помоложе, раздувая щеки, извлекали пронзительные звуки из длинных тонких трубок. Четвертый с неистовой силой лупил по струнам инструмента, отдаленно напоминавшего арфу. Коваль не сразу обратил внимание на сцену. Крыши не было, представление проходило под открытым небом, и над верхними рядами каменных скамей нависал ослепительной красоты закат. Из питерской квартиры в Зимнем, из промозглого апреля Артур угодил в знойную южную ночь.

Зрители на скамьях раскачивались, били в ладоши и колотили деревянными сандалиями по полу. Подавляющее большинство было одето очень легко, многие вообще явились босиком; Ковалю пришло на ум слово «туника». Кажется, это называлось именно так…

Между рядами сидящих и лежащих на покрывалах пробирались загорелые парни с подносами и кувшинами. В проходе несколько человек свалились на пол, не в силах забраться на свои места. Дочерна загорелые лица, кудрявые шевелюры, украшенные венками, золото браслетов на голых руках. Женщины с открытой грудью, подросток, целующийся со взрослым мужчиной, старуха, с задравшейся до пояса юбкой…

Артуру стало казаться, что от паров спиртного его сейчас вывернет наизнанку, но тут барабан заиграл еще бойчее, чернокожий мальчишка пробежал вокруг сцены, поджигая факелом бронзовые тазы с маслом, и зрители взревели.

Надо срочно проснуться, пока я не сошел с ума…

Двое мускулистых мужчин на арене скинули латы и остались обнаженными, зато вместо блестящих шлемов у них на головах появились козлиные маски. Несколько чернокожих мальчишек привели козу. Ее витые рога были украшены цветами. Роскошная белая шерсть струилась до земли, в нее были вплетены ленты с бубенчиками, а копытца и морда раскрашены золотой краской.

Барабанщик отбивал неистовый ритм, виночерпий вскрыл вторую бочку. Передние ряды зрителей колотили ногами по полу, женщины визжали. Один из коричневых гигантов, тряся козлиной бородой, ухватил животное за рога, второй обошел козу сзади, демонстрируя залу свой поднявшийся пенис.