Владимир Брайт - 32.01. Безумие хаоса

— Водитель за рулем этой машины, — как ни в чем не бывало продолжала она, будто и не заметив моей реакции, — безумен даже с МОЕЙ, нечеловеческой точки зрения, потому что у него в голове плотно застрял осколок гранаты, но в данный момент я не могу предложить никакой альтернативы, поэтому остается надеяться, что в каких бы немыслимых далях ни блуждало его сознание, ситуацию на дороге он все-таки контролирует.

Ответ меня, мягко говоря, не слишком-то обнадежил.

— А как же твои любимые процентные выкладки? — Мне по-прежнему не давала покоя мысль, что подобные поездки обычно добром не кончаются.

Нельзя слишком долгое время играть в «русскую рулетку», потому что рано или поздно пуля в барабане револьвера займет положение, следствием которого будет сквозное отверстие в голове азартного игрока. В нашем случае в роли этой пули могла выступить любая случайность — начиная от пешехода, перебегающего улицу в неположенном месте, и кончая несвоевременно переключившимся светофором.

— В районе сорока процентов мы пока еще уверенно держимся.

Тут же, как будто нарочно, для того чтобы опровергнуть ее слова, раздался отчаянный визг тормозов и машину резко бросило вправо — так, что я чуть было не выбил головой боковое стекло. А затем — не могу утверждать наверняка, но, по крайней мере, мне так показалось — левые колеса оторвались от земли, и несколько мгновений наше транспортное средство двигалось только на правых. Машина как бы зависла в воздухе, решая про себя, перевернуться ей прямо сейчас или все-таки подождать более подходящего случая. Но буквально секунду спустя она качнулась влево и, встав на все четыре колеса, продолжила безумную гонку.

— Мне кажется, честнее было бы сказать, что мы пока удерживаемся в районе пяти-десяти процентов, — с трудом выговорил я, сглатывая тугой комок в горле.

— Ничего подобного! — с каким-то нездоровым энтузиазмом воскликнула Милая.

Меня удивило ее поведение: казалось, эта бездушная железная коробка с начинкой из искусственного интеллекта заразилась веселым безумием, пронизывающим не только все существо одноглазого водителя, но и его машину вместе с пассажирами. Я прекрасно понимал, что подобный вариант исключен даже в принципе, но никак не мог понять, на чем базируется уверенность Милой в благополучном исходе нашей самоубийственной поездки. Впрочем, последующие ее слова несколько прояснили ситуацию:

— Три с половиной века назад в этом мире жил величайший математик и философ по имени Агель. Он доказал несколько теорем, оказавших огромное влияние на всю науку последующих столетий. Но самым своим великим достижением считал недоказанную теорему, названную его именем, — «теоремой Агеля». Чтобы не вдаваться в ненужные математические подробности, скажу просто, что теорема базировалась на парадоксе теории вероятности. Если подкинуть монету, то она упадет на землю либо орлом, либо решкой. Орел может выпасть два, пять, десять и даже сто раз подряд. А если так, то чисто теоретически ничто не мешает выпадать ему миллион раз подряд.

— И каким образом все это связано с нашим безумным другом? — Я никак не мог понять, куда она клонит.

— Я проанализировала ситуацию, которую мы только что благополучно пережили. Шансы избежать аварии составляли два из ста, шансы не слишком серьезно пострадать от ее последствий — пятнадцать из ста, а умереть на месте — все остальные восемьдесят три процента. Этот человек уже пятнадцать лет день за днем опровергает теорию вероятности, играя при шансах даже не пятьдесят на пятьдесят, а максимум пять к ста. И что интересно, — продолжала Милая, — Агель утверждал, что существует определенный количественный предел, перейдя который орел будет выпадать уже всегда. Математик даже намекнул в письме одному своему знакомому, что доказал эту теорему.

Я вспомнил о похожем случае с Ферма, великим математиком моего мира, точно так же посмеявшимся над всеми последующими поколениями, и в очередной раз утвердился во мнении, что люди везде одинаковы. Тщеславие и гордыня повсеместно идут рядом, рука об руку, и не важно, гений ты или ремесленник: природа человека от этого не меняется.

— А наш одноглазый приятель, — продолжала Милая, — по всей вероятности, уже давно перешел предел Агеля...

— Меня удивляет только одно, — начал я, — ты не только веришь во всю эту ерунду, но и еще пытаешься...

Однако закончить предложение не удалось — напарница оборвала меня на полуслове, и на этот раз вместо пространных объяснений она говорила предельно сжато, буквально вбивая слова-гвозди в мое бесконечно усталое сознание: