Андрей Гребенщиков - Обитель снов

– Я и не знал. Этим всем по жизни дядя занимался, а он дюже скрытный оказался.

– Все равно минус, – гость не думал униматься. – Твоя станция, значит, обязан знать. Невнимательность и равнодушие к деталям ничего не извиняет. Время отбытия ты сорвал, пока после отбоя оружие получим, пока соляру натаскаем да заправимся – уйма времени уйдет. Путешествовать можно только по ночам, а тут полночи волколаку под хвост… По уму, переносить выезд надо на сутки, да только нет этих суток. Сам понимаешь, опоздаем хоть на минуту – опоздаем на четыре года.

– Дядя Володя, без тебя тошно! Местные крючкотворы и так весь мозг вынесли, и ты туда же!

– Не гунди, Никитос, – Арех немного смягчился. – Не идет тебе. В эту ночь выходить надо, выбора не осталось. Только первую ночевку нужно на более раннее время смещать. Я рассчитывал марш-бросок часов на пять, но реально сократимся до двух. Перекумекивать буду первый привал.

– Так ты сам говорил, что до Обители ходу километров двадцать от силы! С какой же скоростью твой броневик ползает? Неужели за один присест расстояние не покроем? – уязвленный юноша пошел в атаку при первой возможности.

– Шустрила Мудрый, – непонятно съязвил гость и, уподобляясь сталкерам, покрутил пальцем у виска. – «Волк» до ста двадцати разгоняется, только это совсем не значит, что мы двести сорок километров на всех парах проскочим. Дорог в прежнем смысле слова не существует, одни только направления, да и те уставлены брошенным и сгоревшим при Катастрофе транспортом. Это раз. Два: ехать придется не по выжженной пустыне, а по густо населенной всякой нечистью местности. И нашему визиту вряд ли кто будет особенно рад. Три: маршрут не знаком ни тебе, ни мне. До войны я, конечно, частенько здесь путешествовал, да, боюсь, вряд ли хоть что-то узнаю. Тем более, срезать лишние километры нам придется по полнейшему бездорожью, такими путями я в прошлом не увлекался, предпочитая ровное шоссе. Четыре: сталкеры в один голос утверждают, что в интересующем нас районе появилась некая труднопроходимая Топь, и я пока не в курсе, как мы будем ее форсировать. В худшем случае – пешком.

– Звучит совсем хреново, – Ник нахмурился, услышанное его напрягло. Похоже, увеселительной прогулки на неуязвимом бронеавтомобиле не получалось.

– Верно замечено, мой торопливый друг. Я рассчитывал добраться до Обители дня за три, с учетом сдвинутого старта, добавляем еще сутки. Оставшееся время идет в резерв, на всякие непредвиденные случаи.

– Счастливого пути, Никита! – Дмитрий Борисыч протянул юноше руку. – Постарайся вернуться, Кузнецовы для Дона не пустой звук… Понятия не имею, как, но Диаспоре мы шею свернем, придумаем что-нибудь.

– Спасибо вам, Дмитрий Борисович, я постараюсь, – Ник улыбался, но на душе скребли доисторические кошки. Родной дом не отпускал его, неслышимыми голосами уговаривая остаться. Расставание обещало быть болезненным. – До встречи!

В полутьме перехода юноше никак не удавалось рассмотреть чудо-автомобиль, спрятавшийся в углублении в стене, где до войны располагались небольшие магазинчики. Вначале помешала спешка, с которой они таскали канистры с солярой, курсируя от станции к «парковке» и обратно, затем – накопившаяся после забегов усталость.

– Юнга, не стой истуканом, полезай в кузовок.

– Владимир Аристархович, – Ник мстительно проговорил нелюбимое компаньоном отчество, – давай по-русски уже разговаривать, древние словечки утомили по самое немогу.

– Можно подумать, все древние словечки сплошь на иврите.

– На чем? – автоматически переспросил Никита.

– Вы, дети Метро, словно незнайки неразумные, – Володя натянул на лицо противогаз, и слова его зазвучали совсем глухо. – Кругозор узенький-узенький, знаний хрен да маленько…