Андрей Гребенщиков - Обитель снов

Закусив нижнюю губу от напряжения, старичок несколько раз обвел карандашом краешек осколка. На бумаге осталась небольшая дуга.

– Никита, давайте дальше вы сами – мои клешни, будь они неладны, трясутся, как у алкоголика. Мысленно продолжите получившуюся линию. Представили? Теперь дорисовывайте.

Руки юноши должны были отличаться бо́льшей твердостью, однако возникший на бумаге кружок – кривой и кособокий – одним своим видом опровергал это заблуждение.

– Н-да, – Евгений Александрович не оценил его художественных способностей. А если и оценил, то очень невысоко. – Я с детства не любил овал, я в детстве угол рисовал…

– Что?

– Ничего, просто не те руки я обозвал клешнями. Хорошо, будем считать, что реконструкция удалась. Размер и форма предмета в общих чертах установлены. Теперь мы имеем внешний вид и функцию, осталось выяснить сущую мелочь: что это все-таки такое, как оказалось на месте трагедии и какую роль сыграло в преступлении? Есть соображения, мысли, гипотезы?

Ник крякнул – «сущая мелочь» совершенно не казалась ему таковой.

– И не надо ждать от меня верных ответов, – старик верно расшифровал растерянность в молодых глазах. – Я их сам не знаю. Немного предположений, это все, чем на сегодня располагаю. Судя по размеру – это не увеличительное стекло и не линза очков, слишком мелкий диаметр. Бинокль не исключаю, если память не подводит, то окуляры у них были невелики. Но на кой ляд нужен бинокль в темном туннеле? Оптический прицел отметаю по тем же соображениям. Вот и все, я в тупике. Одна надежда на молодые мозги, вдруг вы заметите нечто, ускользающее от моего пенсионного понимания.

– Я бы с радостью, но с ходу не…

– А вы и не торопитесь, покумекайте на досуге, глядишь чего и… – Евгений Александрович выразительно постучал себя пальцем по лбу. – Кстати, охрана на входе – это вас от общества охраняют или общество от вас?

– Похоже, оба варианта сразу. Хотя особой разницы не вижу: в любом случае я застрял здесь на целый месяц, – Никита обвел взглядом скромный торговый зал. – Безвылазно.

– Любопытно. Даже очень. Но сегодня я слишком устал и не готов усваивать новую информацию. Потому, с вашего позволения, откланяюсь. Обязательно навещу юного узника в ближайшие дни и послушаю душещипательную историю о домашнем аресте!

Они чинно раскланялись. Никита еще некоторое время находился под впечатлением от встречи. Старик ему понравился – умный мужик, да и почтенный возраст на башку особо не давит, рассуждает так, как многим молодым и не снилось, – ясно, четко, убедительно. Лишь спустя час Нику стало понятно, что найденная улика ничего нового картине убийства не добавляет, никаких страшных тайн не раскрывает. Евгений Александрович предупреждал, что находка может не иметь никакой ценности, однако так хотелось бо́льшего, получить хоть какую-то зацепку! Жаль, кроме пищи для ума, стекляшки, похоже, ни на что не годились.

Долгий разговор утомил не только следователя-пенсионера, юный узник (так, кажется, обозвался старик?), разморенный логическими упражнениями, очень скоро почувствовал, что засыпает прямо на ходу. А зачем спать на ходу, когда верная кровать до сих пор таит свою неорганическую обиду за ночь, проведенную вне ее ласковых объятий? Сегодня он будет спать, как белый человек: десять, или даже двенадцать часов крепкого, безмятежного сна наверняка искупят вчерашнее «прегрешение» с топчаном в подсобке!

Несмотря на всю браваду, засыпал Ник на удивление долго. Ворочался, считал сначала волколаков, затем перешел на вичух, потом пересчитывал и тех, и других. Иногда путался, когда особо настойчивые мысли дерзко пробивались в сознание, минуя толпы оккупировавших его мутантов. Он отбивался от назойливых нарушителей спокойствия, как мог, и почти одержал победу, когда перед его взором возникла четкая, почти кричащая картинка. Вторя ей, Ник вскочил на ноги и заорал: «Я полный идиот!»

Бессонная ночь, не дающая отдохновения. Как загнанный в клетку зверь, Ник носился по квартире из угла в угол. Он громко разговаривал сам с собой, беспрестанно чертыхался и сквернословил без устали. Великое множество самых разнообразных чувств и противоречивых эмоций перемешались в его голове в единое целое, в гигантский клубок. Он не находил себе места, он должен был что-то предпринять – немедленно, не теряя ни секунды, но не знал, не понимал, что делать, куда направить переполняющую его энергию, как погасить этот огонь.