Андрей Гребенщиков - Обитель снов

Ускользающе краткий миг, что остается у людей до последней атаки чудовища, каждый использует по-своему: водитель Шура не выпускает бесполезный руль и продолжает давить на газ, оставшийся в строю боец в кузове – два его товарища уже лишились жизни, у одного сломана шея, у другого разбит череп – убивает свои страх и беспомощность очередями из «калашникова», маленький мальчик Коля безуспешно борется со слезами, захлебывается собственным криком. Только Эль сидит безучастно и смотрит в окно перед собой. Она знает, что делать, на все уже решилась, но отведенное ей мгновение тратит на мольбу. Обращенную не к богу – к водителю Шуре Кузнецову: «Защити моего сына!» Когда время выходит, гулко хлопает дверь за покинувшим борт пассажиром, мальчик Коля шепчет испуганное «мама!» тому месту, где она только что была, водитель Шура с облегчением и торжеством ощущает, как «Волк» всеми четырьмя колесами вгрызается в землю и, набирая скорость, рвется сквозь туман. Он еще не думает о том, что сумасшедшая девушка отвлекла внимание на себя, обменяв свою жизнь на жизнь своего ребенка, а заодно – неизвестного ей водителя. Он не знает, что без устали выкрикивающий «мама, мама, мама» пацаненок скоро станет ему племянником, не настоящим, но горячо любимым, не знает, что маленький Ник – то ли Никита, то ли Николай – на целых два года потеряет речь, а память о так страшно закончившемся детстве утратит навсегда. Александр Кузнецов не знает, что им предстоит чудовищно тяжелая дорога – которую не одолеет безвестный солдат из десантного отделения – до станции метро Донская, где вдоволь наиздевавшаяся судьба наконец смилостивится и подарит новый дом. Но за выживание которого еще предстоит новая борьба с бушующей там эпидемией…

Не знает… пока он наслаждается движением, головокружительным бегом вырвавшегося из объятий смерти механического зверя…

– В тот день ни один броневик так и не вернулся. Через несколько часов ворота закрылись, обрекая оставшихся внутри людей на долгие четыре года нового заточения. Начался Третий Цикл. Уже без Эль, – диктофон умолк, словно переводя дух.

Ник вновь видел Ареха, тот безуспешно возился уже с другой машиной, тщетно пытаясь реанимировать «Тигра». Аура безудержного страха – пульсирующая, синевато-алая дымка вокруг всего тела – исходила от него.

– Страх смерти. Панический, животный страх. Он похож на огонь, который разгорается все сильней и пожирает самого себя… Этот человек привык держать в страхе других, он наслаждался своим умением, наслаждался той властью, что дает страх.

Фасеточный глаз… Десятки мониторов наблюдения, в которых отразилась вся Обитель, перед ними один-единственный человек. Арех. Только значительно моложе, чем запомнил его Ник.

– Это две тысячи восемнадцатый год. Один из Тех Самых Дней.

Из дневника Эль Ник очень хорошо запомнил те самые дни , что держали в страхе всю Обитель.

– Эники-беники ели вареники – Арех водит указательным пальцем от монитора к монитору. – Эники-беники – клец! Вышел советский матрос, – палец застывает перед движущимся изображением какого-то мужчины в рабочей униформе.

– А вот и победитель нашего ежемесячного конкурса «Отдай жизнь за Обитель!», безвестный трудяга с технического уровня, – Арех разочарованно откидывается в высоком кожаном кресле. – Ну, раз победитель не внушает никакого трепета, придется напрячься с процедурой награждения… Чтоб всех «зрителей» до косточек пробрало.

Смещение времени и кадра. На мониторе крупным планом кричащая женщина, на полу в луже крови четвертованный «победитель»…

– Вновь две тысячи двадцать первый год. Незадолго до второго открытия ворот.

Просторный, богато обставленный кабинет. Картины на стенах, яркие светильники из хрусталя, массивный деревянный стол на резных ножках, по разные стороны два «директорских» кресла – кожаные троны. Одно совсем необъятное и донельзя роскошное, другое скромнее – и отделкой, и размерами. Похоже, гостевое – для дорогого гостя, но имеющего меньший, относительно хозяина кабинета, ранг. Вдоль стен несколько стульев, на вид обычных, без намека на излишества.

За столом заседают два человека: на месте хозяина – представительный мужчина с первой сединой в темных волосах, напротив него, в качестве гостя, – чрезвычайно серьезный человек чуть более юного возраста – до седины ему еще лет десять, но, судя по глубоким складкам на лбу, молодость его давно прошла.