Андрей Гребенщиков - Обитель снов

– Поможешь или нет? Довыделываешься, потом в одного будешь с химзой дрочиться!

– Ну, это занятие интимное, компании не предполагающее, так что справлюсь как-нибудь в одного. – Когда жара спала и повеяло прохладой, Никита вновь ощутил себя человеком. Крайне измотанным, уставшим до чертиков, мечтающим о нескольких (желательно многолитровых) глотках воды, но человеком.

– Веселись-веселись, напомню еще про интимные занятия…

Предсказание Володи сбылось. Изрядно намучившийся со своим костюмом, Ник забыл о гордости через десять минут безостановочного садомазо и взмолился о помощи. Злорадствующий Арех, сославшись на недопустимость вмешательства в чужую интимную жизнь, от помощи уклонился:

– Я дрочился, теперь и ты не побрезгуй. Не парное это занятие.

Непонятно, что случилось вперед – то ли сердце Владимира дрогнуло, то ли терпение лопнуло, но на двадцатой минуте он все же вмешался в действо, которое обещало затянуться на всю оставшуюся ночь.

– Вот ведь неловкий! Жаль, я про молодежь зарекся язвить, так бы обязательно заметил, что вы даже рукоблудите через жопу!..

– В путь? – лицо Ареха вновь скрылось под респиратором и массивной нашлепкой ПНВ.

– Куда мы теперь? Только, если можно, давай без экстрима?

– Вчера я планировал добраться до Щербинки, оттуда – еще несколько километров на юг, а потом уходить на запад, но сегодня возникли сомнения. А что, если после своротки расчищено не Варшавское шоссе, а Симферопольское? Кто знает, откуда «подмосквичи» ездят… Но это мелочь, основное – нам до питьевой воды быстрей добраться надо. Ближе всего срезать дорогу до деревушки Новокурьяново, сталкеры уверяли, что там есть жизнь, в беде не бросят, чарочку чего-нибудь живительного обязательно преподнесут. А за соответствующий «рахмет» еще и помоют, накормят, да спать уложат.

– Кто такой «рахмет»?

Володя в очередной сто первый раз театрально закатил глаза (из-за надвинутого на лицо ПНВ процесс нельзя было наблюдать воочию), подивившись примитивности тех, «кого нельзя называть после неосторожно данного зарока».

– Дословно «спасибо». А еще подарок, подношение, ценный и памятный сувенир. Взятка, откат, бакшиш. Хорошее слово, многозначительное. Дарю, владей!

– Спасибо, но мне до сих пор бесхитростной «платы» с лихвой хватало. Это старым словоблудам лишь бы воду в ступе толочь. – Ник сделал собеседнику предупреждающий знак указательным пальцем, – а ты молчи про молодежь, зарекся – страдай!

– Гад ты малоле… гад незначительного возраста, с нулевым житейский опытом и полным отсутствием мудрости, – дипломатично вывернулся Арех.

Лавируя среди навеки застрявших машин, броневик выбрался с трассы и аккуратно, на предельно малой скорости, выехал на обочину.

– Сейчас проверим внедорожные качества нашего «Волка».

Пока тяжелый бронеавтомобиль прыгал на невидимых Нику кочках – за доро́гой, как и полагается владельцу ПНВ и водителю в едином лице, следил сосредоточенный и вмиг посерьезневший Арех, Кузнецов поинтересовался:

– Дядя Вова, у меня из головы никак не идет… Мы столько времени провели без радкостюмов… Какую дозу могли схватить?

– Толковый вопрос, – Володя и не думал отвлекаться от вождения, хотя заметно напрягся. – Я несколько раз замерял фон внутри кабины, он немного гулял, но в пределах разумного. Считаю, нам повезло. И на шоссе особой радиации не было, все ж от города мы прилично отъехали. Сталкеры с вашей станции много что про «Волка» рассказывали, но я все восторги давно привык вдвое, а то и втрое делить… Однако то, что этот экземпляр автоиспытания в химических войсках проходил, антирадиационную специализацию защищал – сомнений больше не вызывает. Наш «волчара» хорошо приспособлен к новому миру.

– Погоди! – Никита стянул противогаз с лица. – Тогда зачем весь этот маскарад?!

– Не верю я, что стеклянные окна, даже чем-то там армированные и бронированные, могут излучение сдержать. При закрытых ставнях – нет вопросов, в этом уже убедились, а вот за окна шибко я не уверен. Лучше перестраховаться, как считаешь?

Резиновая маска противогаза вернулась на место, скрывая недовольное выражение лица юноши. Иного ответа не требовалось.

– Не расстраивайся, юнга, береженого сам знаешь, кто бережет. Хоть человек уже двадцать лет живет в условиях страшнейшего радиационного заражения, но про саму радиацию мало что знает. Как ни пыжились высокие научные лбы, но так, например, быструю мутацию зверья объяснить толком и не смогли. Или взять ваш Дон – это же чистая аномалия! Всю Серпуховскую ветку размолотило в хлам, про Чертановскую с Южной такие легенды ходят, что волосы на голове встают по стойке «смирно», зато станции мелкого заложения Донской хоть бы хны: жива и здорова, а фон даже пониже, чем у многих. Ни один очкарик не объяснит, как так вышло. Проблеет, промямлит чего-нибудь заоблачно научное, на русский язык в принципе непереводимое, а потом тебя же идиотом и выставит. Мол, посреди «Очевидного невероятного» живешь, а сам ни до чего допетрить не можешь, крестьянин тупорылый.