Дмитрий Манасыпов - Кремль 2222. Восток

– Да что такое-то?!! – Айгуль повернула его лицо с побелевшими глазами к себе.– Дунай?!!

Пластун открыл рот, ткнув пальцем на зуб, чуть вроде отпустивший. Уж на что пластун привык терпеть боль, но не такую. Да и не жаловался никогда на зубы, бывшие белыми и ровными. И уж никак не ожидал такой подлости, что может свалить с ног кого угодно. До слез рвануло снова, теперь заставив побелеть уже лицо.

– Д-а-а-а… – протянула Айгуль.– Много я чего повидала, но чтобы в такое время и от такой мелочи… Терпи, светлобородый, сейчас помогу.

Девушка наклонилась к стеклянным кругам, закрывающим приборы. Постучала по одному пальцем, довольно кивнула сама себе и полезла к себе в подсумок.

Выудила из него небольшую серебристую фляжку, что раньше принадлежала Дунаю. Открутила пробку и чуть полила себе на руки. В кабине запахло ядреным спиртовым настоем на травах, да так сильно, что пластун аж поморщился. А неугомонная врачевательница, коей Айгуль себя уже проявила, теперь полезла в кожаную сумку со стрелковыми принадлежностями, оставленную убитым машинистом на стене.

Погремела в ней чем-то, цокнула языком довольно радостно. Дунай, увидев в ее руке вытянутые щипцы с кривыми кончиками, сначала и не сообразил что к чему. И лишь когда Айгуль протерла их раствором из фляжки, предварительно прокалив на пламени открытого фонаря, до него дошло.

Тем временем Айгуль, нисколько не сумняшесь, крикнула Крюку, чтобы тот посторожил, мол, она быстро. Лязгнувшую о борт пулю девушка проигнорировала. Подняла Дуная, заставив его встать прямо у кабинного фонаря. Внутри тесной железной конуры было далеко не светло, и фонарь оказался нелишним.

– По прямой, где относительно не трясет, нам ехать чуть больше минуты, потом мне надо будет стать за рычаги.– Айгуль смотрела на Дуная очень внимательно.– Так что, батыр, если не хочешь выдирать себе зуб сам, широко открой рот и стой смирно.

По борту ударило несколько пуль. Дунай покосился на нее:

– Раньше рвала кому зубы?

– Да… Фенакодусам.

Что оставалось делать? Не приведи, Священный клинок, ударит боль во время боя, и что? Вот Дунай и раззявил рот, косясь на неотвратимо приближающиеся к его лицу щипцы.

Странное дело, но все, что происходило вокруг и снаружи, мерно отошло на задний план. Дунай старательно косился на поблескивающие грани инструмента, нужного для вылущения отлитых пуль из формы, и понимал, что такое невозможно. Не должно время замедляться сейчас, когда враги идут по пятам.

Вон, слышно как просвистел, выпуская пар, нагоняющий их локомобиль. Как всхрапнул Пасюк, сжавшийся в комок на площадке у угля. Как лязгнули шарниры Крюка, выглянувшего из-за борта вагонетки. Как грохнул выстрел штуцера кешайна, скакавшего где-то по правому боку. Как хрустят камешки и разные осколки под высокими и тяжелыми стальными колесами. Как свистит ветер, пролетая через мельчайшие щели рубки машиниста. Как гулко бьется собственное сердце, отдаваясь в ушах. Как клокочет пар в котле и трещит уголь в топке.

Столько звуков и образов, запахов и мельчайших подробностей, вплоть до крохотных сколов на самой кромке верхнего зацепа щипцов. Тонкие черные брови Айгуль, сейчас сведенные к переносице. Прямая складка на гладкой смуглой коже лба, еле заметные капли пота. Прищуренные карие глаза, миндалинами блестевшие в рыжем свете масляного фонаря.

Хрустнуло, потянув горячей болью, раскаленными брызгами металла разносящей в клочья всю верхнюю часть лица. Дунай хрипло каркнул, когда боль стала невыносимой, стал медленно оседать вниз. В глазах зарябило метающимися хлопьями сгорающих сучьев, стрельнуло куда-то в глубь головы и снова хрустнуло. Только теперь под ногой, которую он переставил.

– Ну вот и все.– Айгуль придержала его, упершись бедром о его колено.– Не падай, светлобородый, ты же у нас мужчина. Да еще какой! О-го-го, просто настоящий батыр. Так и вышла бы за тебя замуж, даже без калыма. Хотя какой у беглой предательницы калым, да?

– А?!! – Дунай непонимающе уставился на нее. Во рту продолжали взрываться шрапнелью отголоски боли, но она стала тише.

– Выпей и прополощи рот заодно. Только на ногах удержись, слышишь? И потом вот этот шарик. А мне пора.

В ладони пластуна оказалась фляжка и мягкий катыш, еле слышно пахнущий мятой и зверобоем. Делать было нечего, Дунай глотнул. Жидкое пламя растеклось по языку и нёбу, мгновенно загнав боль куда-то далеко, рвануло в носоглотку. Пластун закашлялся, но на ногах устоял, хотя вышло оно с трудом. Фенакодусам, возможно, терпеть такое и нормально, кто их знает. А вот ему по душе не пришлось, не-а. Точно, шарик же еще остался. Интересно. Что ожидает несчастного пластуна в этот раз?