Николай Мороз - Инструктор по выживанию. Чрезвычайное положение

– Сидеть, – крикнул ему Егор, – здесь будь, я сейчас!

И вылетел за дверь, перемахнул перила и одним прыжком оказался на середине участка. Полыхало за малиной, Егор бросился к кустам, пролез через них, подпрыгнул и подтянулся на руках. Домик соседей горел, как игрушечный, из окон рвалось яркое сильное пламя, рядом Егор заметил двух или трех человек, метавшихся по границе тьмы и света. Они переругивались между собой, один выскочил, согнувшись, подбежал к двери, рванул ее на себя и тут же отпрыгнул назад от рванувшегося навстречу языка огня. Егор наблюдал за ними с забора, он смотрел то на огонь, то на черные тени. Что там было, интересно? Фугас, тротил, газовый баллон? Последнее, скорее всего, ребятки оказались запасливые. Знал бы, что рядом такое сокровище лежит, давно бы приватизировал. Да какая теперь разница, что там рвануло, странно, что дом простоял нетронутый так долго – вот что удивляет. А эти – они решили погреться, нашли труп хозяйки и расстроились? Или, наоборот, обрадовались – место свободно, можно жить. Хотя нет – уже нельзя. Крыша соседского «скворечника» рухнула, подняв в небо столб искр, тени исчезли, загремели чем-то в воротах. Все, концерт окончен, расходимся. Егор спрыгнул с забора и вернулся в дом.

– Что там? – встретил его взволнованный хоровой шепот. – Что случилось?

– Ничего страшного, – Егор поманил к себе Ольгу, – всем спать. Как она?

– Заснула только что, – доложила девушка.

– Ну и хорошо, – Егор уселся в кресло, вытянул ноги в проход, – пусть спит, утром посмотрю.

Женька плюхнулся на свой матрас, дед пополз наверх, улегся на раскладушку и заскрипел, завозился, укладываясь. Кот убежал следом за Ольгой, Егор дождался, пока все успокоится, и тоже лег, закинул руки за голову. И до утра, до первых проблесков зари не сомкнул глаз, гипнотизировал темноту до рассвета. Потом поднялся, оделся, взял пустые канистры и по подмерзшей за ночь грязи отправился на родник. Идти по морозцу было легко, трава хрустела под ногами, ветки старых берез покрывал легкий иней. Егор шагал через лужи и слушал, как хрустит под подошвами крепкий ледок. Он сбежал по дороге вниз под горку и уже приготовился войти в поворот, когда пришлось резко тормозить и уходить вправо.

Человек сидел, привалившись к толстому, с зеленоватой корой стволу березы. Очень худой, обросший, бледное, мокрое от пота лицо покрыто розовой сыпью. Как и руки, и кожа на шее и груди под расстегнутой синей, с белыми полосками на рукавах курткой. Человек услышал звуки шагов, повернул голову и даже проговорил что-то сухими синюшными губами. Но слишком торопливо и бессвязно, чтобы из его речи можно было понять хоть что-то. Егор остановился в двух шагах от человека, посмотрел на его одутловатое лицо с блестящими глазами, стянутую, розовую, словно обгоревшую на солнце кожу. На волосы, усеянные неторопливыми белыми насекомыми, на расцарапанную, в капельках засохшей крови кожу головы и рук Егор глянул мельком и отошел назад, к дороге. «Как на картинке из учебника», – он повернулся и, не слушая сдавленных хрипов за спиной, зашагал к роднику. «И симптомы – бред, лихорадка, розеола», – он уже стоял перед мостом, впереди тоже никого не было. Как и позади – он был один, вокруг только лес, старые деревья шевелят голыми, искрящимися под первыми лучами солнца ветками, и с них тихо падают в воду белые хлопья.

Егор закрутил пробками горлышки канистр и вышел на мост, поставил ношу на перила, а сам уставился на тихую воду. Классический, европейский или вшивый, он же корабельная лихорадка, он же… У этой дряни слишком много названий, чтобы держать в голове их все, хватит и одного. Сыпной тиф обычно возникает в холодное время года там, где отмечается скученное проживание больших групп людей в неприспособленных для жилья условиях. Все как по нотам, вернее, по параграфу из учебника по эпидемиологии – здесь холодно, грязно и сыро. «Вспыхнувший сыпной тиф обычно быстро развивается», – черт бы побрал этот учебник. Егор подхватил полные канистры и пошел к дому. Березу обошел стороной, остановился ненадолго, посмотрел на ее ствол, вернее, на его основание. Человек никуда не делся, он уже лежал на земле и то стонал, то принимался выкрикивать что-то бессвязное, но полным ужаса голосом. «При выраженных случаях сыпного тифа бред наблюдается почти постоянно. В большинстве случаев он содержит в себе элементы беспокойства и даже страха, граничащего с паникой», – авторы учебника отлично знали свой предмет, один из них даже собрал коллекцию «мемуаров» – бредовых идей, сохранившихся в памяти излеченных им больных.