Уильям Дитц - Телохранитель

Старшая Касад была красивее, чем женщина, обитавшая в моих снах. У нее были такие же карие глаза, хорошенькое лицо и стройная фигура, как у дочери. Мое примитивное мужское начало заметило это, несмотря на ситуацию, и отреагировало — несомненное доказательство, что мне не хватает как минимум трех пуль до полного магазина. Но мать была жестче дочери: суше телом и с глазами, как лазеры. Власть окружала ее, словно плащ, и настолько срослась с ней, что считалась само собой разумеющейся.

Женщины стояли спиной к обрамленному сталью Юпитеру. Гигантские бури медленно, как во сне, неслись по его поверхности. Саша заговорила первой.

— Мне очень жаль, Макс, — извиняющимся тоном сказала она. — Но ты забыл вывести из строя аварийную связь.

Я тихо выругался. Конечно! Аварийная связь включалась голосом. Ничего не стоило вызвать стюарда, освободиться и связаться с матерью. Проклятие! Столько усилий, и все зря. Я пожал плечами.

— Не беспокойся, малышка. Ты сделала, что должна была.

Саша кивнула, но ее подбородок задрожал, и по щеке скатилась слезинка. А ее мать, напротив, была оживленной и даже веселой. Ее глаза сверкали, как у робозмеи, стерегущей квартиру Вомбы. В них не было ни понимания, ни жалости, только ее железная воля. И голос прозвучал холодно и сухо.

— Тебе не дано понять важность этого, Максон, но благодаря информации, хранимой в твоей голове, начнется новая эра.

Я увидел в ее глазах самомнение, гордость тем, что она совершила, и воспользовался этим.

— Новая эра? Что это значит?

Старшая Касад улыбнулась.

— Это значит — свобода! Свобода путешествовать за пределы нашей Солнечной системы!

Саша поняла это первой. Ее удивление подтвердило, что девочка не знала о причинах своего задания, и укрепило мою привязанность к ней.

— За пределы Солнечной системы? Звездный двигатель?

Ее мать кивнула.

— Да. Он будет известен как двигатель Касад и понесет миллионы, даже биллионы человеческих существ к далеким звездам. Вообразите себе, — добавила она, окунаясь на минуту в блеск своей будущей славы, — новое начало! Прорыв настолько важный, настолько освобождающий, что он изменит ход истории! И это сделала я!

Пафос, прозвучавший в ее словах, требовал аплодисментов, и по выражению ее лица мне показалось, она действительно слышит, как они гремят через тысячу лет бессмертия. Но остальные молчали. Саша хмурилась. Охранники переминались с ноги на ногу. Металл звенел в ответ на температурные колебания. Наконец, через несколько секунд, показавшихся минутами, глаза ученой вошли в фокус, и она вернулась из страны фантазии.

— Отведите его в лабораторию 16. Скажите Санчес подключать его. Я приду минут через пятнадцать.

Саша хотела подойти ко мне, но мать схватила ее за руку. Ежик подтолкнула меня к двери. Сопротивление бесполезно. С цапами на запястьях и четырьмя здоровыми охранниками не могло быть и речи о бегстве.

А раз так, я попытался найти хотя бы беззаботный ответ, но и это не вышло. Четырехрукий андроид даже головы не поднял, когда меня выводили в коридор. Я услышал те же глухие удары, снова увидел сочащийся сквозь пластиковолокнистые стены свет, а затем мы свернули в боковой коридор. Запахло озоном. Мимо прожужжала нагруженная оборудованием автотележка. Я подумал, что это ведь последнее, что я вижу и чувствую. Последние запахи, последние звуки. Все стало преувеличенно реальным, как бывает всегда, когда адреналин гонится в кровь и смерть подступает вплотную.

Меня подвели к двери с надписью «Лаборатория 16». Почувствовав мое присутствие, дверь открылась. Специалист с озабоченным видом поспешила навстречу. У нее было строгое лицо, никаких драгоценностей и халат безукоризненной белизны. На карточке, висевшей на нагрудном кармане, значилось «Карла Санчес». Смерив меня оценивающим взглядом, как мясник оценивает говяжий бок, она указала за плечо.

— Положите его на стол и привяжите.

Стол был как в хорошо оснащенных операционных. В придачу имелись стена мониторов и компьютерное оборудование. Над столом присел автохирург. Он зажужжал руками, проверяя готовность сервомеханизма.

Я вспомнил сны, которые не были снами, и рванулся назад. Цапы сжались на запястьях, и меня пронзила боль. Я закричал и продолжал кричать, когда охранники подняли меня на стол, закрепили ремни и сняли цапы. Боль ушла, оставив меня сотрясаться в рыданиях.

Между мной и потолком появилась Санчес, махнула сканером перед моими глазами и сощурилась, читая показания. От нее пахло мылом. Когда она исчезла, аромат остался. Глупо, но он мне понравился, и я удивился, что мужская часть меня так и не сдается. Я заскулил жалобно, но никто не подошел.